Мастера секса. Жизнь и эпоха Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон – пары, которая учила Америку любить - Томас Майер Страница 11

Молодая женщина на операционном столе уже потеряла плод и умирала, лежа в луже крови. У нее не прекращалось кровотечение из-за placenta percreta – редкого катастрофического заболевания, когда плацента проникает сквозь стенку матки в другие органы и лишает ребенка жизненно важных питательных веществ. Три молодых врача на четвертом этаже «Клиники материнства» не могли спасти больную, как ни старались. Они сделали кесарево сечение, чтобы удалить остатки плаценты. Кровотечение не прекращалось. Врачи понимали, что, если им не удастся срочно что-то придумать, женщина умрет у них на руках.

«Это был самый тяжелый случай в моей жизни», – вспоминал Эрнст Фридрих, который в ту ночь был дежурным врачом.

Отчаянный звонок раздался в кабинете дежурного преподавателя медицинской школы Вашингтонского университета поздно вечером накануне Рождества. «Он сбросил пальто прямо в коридоре, натянул форму и направился в операционную, – вспоминал Фридрих. – Доктор Мастерс сразу увидел, в чем проблема, и понял, что надо делать. Он ничего не обсуждал, не медлил ни секунды. Он сделал то, что было необходимо, и вытащил нас из беды».

Мастерс спас женщине жизнь исключительно благодаря профессиональному владению скальпелем, своему пониманию сложного устройства женской репродуктивной системы и решительности. Его медицинская репутация формировалась такими героическими актами, как эта виртуозная операция.

К 1950 году Мастерс провел всю необходимую подготовку для изучения человеческой сексуальности. Назначенный ассистентом профессора акушерства и гинекологии в Вашингтонском университете он стал вторым лицом на факультете – после Уилларда Аллена. Они с Либби перебрались в уютный домик в Клейтоне, потом в дом побольше в Лейдью, богатом предместье Сент-Луиса. Мастерс составил себе завидную практику из богатых пациентов, бесконечно благодарных ему за каждую проведенную беременность, роды и успешные роды.

Билл сохранил крепкую и подтянутую фигуру; каждое утро перед работой он совершал пробежку. Он носил жесткие накрахмаленные сорочки и всегда надевал к ним галстук-бабочку. Его косящий взгляд казался признаком отстраненности от окружающих, свойственной настоящему ученому. На занятиях его нелегко было заставить улыбнуться. Подросток, который когда-то был настолько не уверен в себе, что отказывался приезжать в родительский дом, раскрылся, явившись на свет из тугого кокона замкнутости.

«Он был ужасным гордецом, и вся его одежда была сшита на заказ, – вспоминал доктор Френсис Райли, его помощник. – Он менял свой белый халат дважды в день и пользовался только белыми шариковыми ручками». Некоторые считали Мастерса слишком высокомерным, но никому не хватало духу сказать ему это в лицо. «Он ставил себя выше других не только как врач, но и как личность, – говорил Юджин Ренци, еще один постоянный сотрудник отделения акушерства и гинекологии в 1950-х годах. – У него было огромное самомнение». Коллеги помнили стильную черную спортивную машину-кабриолет, на которой Мастерс разъезжал по кампусу. Когда шел дождь, он не поднимал верх машины, а только закутывался в брезент.

В конце пятницы преподаватели кафедры акушерства и гинекологии Вашингтонского университета и врачи-ординаторы собирались для обсуждения хирургических методов и ведения клинических случаев. На эти откровенные дискуссии не допускались ни медсестры, ни студенты-медики. Мастерс обожал вносить сумятицу в эти встречи, играя роль «адвоката дьявола». «Он, бывало, встанет и говорит: «Нет, я сделал бы это так-то и так-то», – просто, чтобы показать, что в медицине существует не один способ действия», – говорил Марвин Реннард, еще один бывший сотрудник. Мастерс бросал вызов медицинской ортодоксии так, как это мог сделать только превосходный врач-практик. Он был мостиком между двумя эпохами».

Однажды в пятницу яростные дебаты разгорелись вокруг кесарева сечения, поскольку за полгода их количество подскочило с трех до шести процентов всех случаев. В начале 1950-х годов большинство акушеров полагались исключительно на вагинальные роды, независимо от того, как долго длились схватки у матери. Старшие профессора, проходившие подготовку в 1930-х годах – когда еще не было пенициллина и банков переливания крови и анестезия могла привести к катастрофе, – предостерегали своих молодых подчиненных, чтобы те не очень-то «размахивали скальпелем». Врачи по очереди рассказывали о том, как у них получалось «справиться» с женщиной, вынесшей более суток схваток. Наконец, кто-то спросил:

– Доктор Мастерс, а что сделали бы вы?

Мастерс ответил кривой усмешкой и краткой репликой:

– У меня не возникло бы такой проблемы. Я бы сделал ей сечение задолго до этого.

Мастерс не был на факультете «своим парнем»; он не ходил с коллегами в бар или на воскресные гольф-матчи. Он проводил все время в «Клинике материнства». Если пациентка опаздывала на прием более чем на десять минут, Мастерс отказывался ее принимать. Ей приходилось заново записываться, а если она опаздывала и во второй раз, он больше никогда не имел с ней дела. Будучи экспертом в новой сфере рождаемости, Мастерс настаивал, чтобы женщины приводили с собой мужей.

Но несмотря на внешнюю суровость, Мастерс был очень внимателен к женщинам, таким уязвимым перед несправедливостями жизни. Майк Фрайман, врач-практикант, однажды вошел в смотровую, где Мастерс проводил рутинный осмотр пожилой негритянки. В то время еще сохранялась расовая сегрегация, и в «Клинике материнства» имелся собственный «черный» этаж, где проходили лечение цветные женщины и их малыши. Крохотной худенькой старушке-вдове было за восемьдесят. Под конец приема Мастерс спросил:

– Когда у вас в последний раз был сексуальный контакт?

Старушка подняла голову и улыбнулась легкой, почти благодарной улыбкой.

– Ах, доктор Мастерс, – ответила она, – в моем возрасте нелегко найти себе хорошего дружка.

«Это было очень ценно для меня, – вспоминал Фрайман. – Задавая свой вопрос, он признал в ней сексуальную и все еще привлекательную женщину».

К середине 1950-х годов Мастерс стал одним из первых в США врачей, использовавших при родах каудальную анестезию – местный анестетик для каудального канала, расположенного в самой нижней части позвоночника. Это позволяло избежать риска, что беременная потеряет сознание при эфирной или общей анестезии. В 1955 году Мастерс и Уиллард Аллен написали для Американского журнала акушерства и гинекологии (American Journal of Obstetrics and Gynecology) статью о новом оперативном методе, который мог помочь тысячам женщин, страдающих от болей в области таза. Это состояние стало известно как «синдром Аллена-Мастерса», и со временем, по мере того как Мастерс обретал известность, их фамилии в названии начали менять местами.

Мастерс отважно выступал в защиту новых хирургических решений самых безнадежных случаев, например создания искусственного влагалища для женщин, у которых оно отсутствовало от природы. Он провел семь таких операций – и на этих примерах особенно остро осознал, как сильно половая функция может влиять на психическое здоровье пациентки. Доктор Марвин Гроуди, преподаватель медицинской школы, вспоминал одну девушку-подростка, которой Мастерс сделал искусственное влагалище. Она была так благодарна, словно ей подарили новую жизнь. «Эта пациентка не могла иметь детей, – вспоминал Гроуди, – но теперь получила возможность наслаждаться соитием».