Представьте 6 девочек - Лора Томпсон Страница 11

При всей странности такого устройства жизни вполне вероятно, что быть хозяйкой в доме требовательного, непростого в обращении, но чрезвычайно бодрого духом Томаса Гибсона Боулза вполне подходило Сидни. Она была любознательна («хоть в Гиртон» ^[3]), а Тап окружал себя умными людьми. Она любила его усадьбу в Уилтшире, архитектура XVIII века восхищала ее; никогда больше ей не доведется жить в такой обстановке. Сидни, как и отец, ходила под парусами, а он порой проводил несколько месяцев подряд, целое идиллическое лето, на маленькой яхте в таких парадизах художников, как Трувиль и Довиль. «Моя мать обожала море и смотрела на него глазами Тиссо, а не Конрада», — писала Нэнси ^‹9›. В 1963 году в некрологе друг семьи Джеймс Лиз-Милн утверждал, что она «воспринимала жизнь с философской отрешенностью морехода» — интересная мысль. Он также назвал ее необыкновенной женщиной, добавив, что было бы странно, если бы дочь Томаса Гибсона Боулза вышла иной.

Ее будущий муж Дэвид Митфорд (он был на пару лет старше и родился в 1878 году) тоже мог похвастаться незаурядным отцом. Правда, все качества отца явственнее проступали в первенце и наследнике, Клименте. Он был образцовый юноша — добрый, умный, всеми любимый. С Дэвидом случались проблемы. Климент учился в Итоне, Дэвид в Рэдли. Климент служил младшим лейтенантом в славном Десятом гусарском полку, а Дэвид, проваливший письменный экзамен в Сэндхерст, отправился разводить чай на плантациях Цейлона.

Но война — великий уравнитель. Оба брата сражались с бурами, Дэвид оказался в рядах Нортумберлендских стрелков и, как и списанный с него дядя Мэтью, был храбрым бойцом. Его назначили адъютантом, он получил (наконец-то догнав брата) чин лейтенанта и поверил, что перед ним открывается желанная военная карьера. В 1901 году он просил отца купить ему офицерский патент, но в марте 1902 года пришло сообщение, что он «опасно ранен». Далее краткие сводки, публиковавшиеся в «Таймс», то обнадеживали «благоприятным прогнозом», то пугали: «пулевое ранение чрезвычайно тяжелое». Он пролежал четыре дня в бычьем фургоне, рана в груди кишела червями, одно легкое схлопнулось — что не мешало пациенту курить сигарету за сигаретой. В итоге его комиссовали и отправили домой. Так в 24 года он лишился всякой надежды на военную службу.

Армейская жизнь ему бы подошла, при его небрежной галантности и неиссякаемой энергии. Он унаследовал напор Берти Митфорда, но без возможности дать выход своим силам. («Беда с моим папой была попросту в том, — скажет впоследствии Нэнси, — что ему нечем было заняться» ^‹10›.) Дэвид был не так образован, но во многих отношениях более чувствителен, чем Берти. Шумный, бравурный, неуверенный в себе. Срисованный с него дядя Мэтью передает этот парадокс, и ради комического эффекта бравурность усилена: дядюшка щелкает кнутом под окнами и охотится с гончими на детей. Нэнси рассказала о Дэвиде Митфорде правду, однако — и это было неизбежно — не всю правду. Опять-таки дядя Мэтью — образец супружеской верности, более того, он обожает витающую порой в облаках, но вполне проницательную тетю Сэди, их брак изображен как тихое и устойчивое счастье. Реальная жизнь несколько сложнее.

Дэвида Митфорда и Сидни Боулз познакомили их отцы: в 1894 году Тап поехал в Бэтсфорд навестить своего друга Берти и прихватил с собой Сидни. Неудивительно, что Дэвид — поразительный красавец — завоевал ее сердце (как неудивительно, что эта пара произвела семерых красавцев детей). Десять лет спустя они обвенчались в церкви Святой Маргариты в Вестминстере. К тому времени чаши весов выровнялись или даже сместились в пользу Сидни: Дэвид все еще был, конечно, красив, но слегка перекошен из-за отсутствия одного легкого, а Сидни расцвела. К выходу в свет она получила наконец подобающие девушке наряды (до той поры отец держал ее преимущественно в матросских костюмчиках), и, как писал Джеймс Лиз-Милн, превознося Сидни в некрологе, у нее был «божественной формы рот, с чуть опущенными краями губ, выражавший целый мир и юмора и трагедии». А еще она обладала способностью контролировать и сдерживать, обрекая уязвимого мужчину постоянно стремиться ей угодить. Тот факт, что Дэвид сделал предложение после тяжелого ранения, утратив надежды на военную карьеру, мог бы навести на мысль, что он женился, когда не осталось других способов распорядиться своей жизнью. Однако он написал Сидни любовное письмо из больницы в Южной Африке и просил передать это послание ей в случае его смерти: чувства были искренними, а ранение, видимо, побудило к действию.

Сидни тем временем, по слухам, влюбилась в другого, но согласилась выйти за Дэвида, чтобы исцелить свою рану Причины, по которым люди вступают в брак, часто запутаны, даже если напрашивается простое объяснение: физическая привлекательность. Возможно, Дэвиду было бы лучше с более теплой женой, а Сидни — с более сильным мужчиной, похожим на ее отца. И все же этот союз оказался прочным и достаточно схожим со счастливой картинкой, нарисованной в «В поисках любви», пока тридцатые годы не подвергли его жестоким испытаниям. В 1937 году Дэвид выступил в палате пэров против поправки к Закону о браке — предлагалось запретить разводы в первые пять лет после свадьбы, и Дэвид хотел отменить это условие. Насильно удерживая людей вместе, им причиняют лишние страдания, заявил он ^‹11›. Для такого консерватора это был на редкость либеральный подход. Вряд ли при этом он хлопотал о себе — его отношения с Сидни в ту пору еще не пострадали, — но его мир начал распадаться, когда Диана рассталась с первым мужем, а Джессика бежала из дома. Все безусловные вещи, в том числе брак как пожизненное обязательство, подверглись пересмотру.