Байбаков - Мария Славкина Страница 11

Так сложилось, что под началом «железного наркома» Николай Байбаков проработал совсем недолго. Конечно, его учителем и наставником Лазарь Моисеевич не стал. Слишком грубый, вспыльчивый, непрофессиональный… Слишком, «железный», что ли? Кажется, именно поработав с Кагановичем, Николай Константинович старался придерживаться прямо противоположных методов. Всегда сдержанный, внимательный к собеседнику, ценящий в первую очередь профессиональные качества, а не личную лояльность — таким запомнился Байбаков людям, которые его знали… Но именно Каганович дал ему путевку, шанс в жизни. Именно Каганович закалил его, научил концентрироваться, работать 24 часа в сутки и держать удар. Что и говорить, «железная школа»!

«И примкнувший к ним Шепилов»

В июне 1957 года на политическом олимпе разгорелись нешуточные страсти. Попытка сместить первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева на заседании Президиума ЦК обернулась прямо противоположным результатом. Собранный в чрезвычайном режиме Пленум осудил фракционную антипартийную группу и вывел из состава ЦК В. М. Молотова, Л. М. Кагановича, Г. М. Маленкова и «примкнувшего к ним» Д. Т. Шепилова.

Казалось, страсти уже улеглись. Но неожиданно Николаю Константиновичу позвонила секретарь ЦК Екатерина Алексеевна Фурцева (она горячо поддержала Хрущева в те драматические дни) и передала просьбу Никиты Сергеевича: Байбакову, как бывшему заместителю Кагановича, поручалось доложить о решении Пленума на партийном собрании предприятия, где Лазарь Моисеевич состоял на учете около тридцати лет. Конечно, отношения с Кагановичем у него были непростые. Байбаков помнил, как тот «тряс его за грудки», как неоднократно грозился отправить на Колыму, скольких людей он пересажал… Но разве мог он забыть, что именно этот человек дал ему путевку в большую жизнь?

«Я основательно подготовился к этому собранию, — вспоминал Байбаков, — взял из архива некоторые материалы, связанные с его деятельностью на посту наркома топливной промышленности и наркома железнодорожного транспорта. После моего доклада слово предоставили Кагановичу. Перед собранием предстал сутулый, с обвисшими плечами, совершенно сломленный человек без вызова в глазах. У него нашлись силы признать решение ЦК правильным… Но Каганович попросил его из партии не исключать и не высылать из Москвы. А затем, отыскивая глазами знакомые и сочувствующие лица в зале, стал перечислять, кому и что хорошее сделал когда-то: одному помог получить жилье, сыну другого содействовал в поступлении в институт, третьему устроил путевку в санаторий, четвертого продвинул по должности, — и всех по фамилии, а иных и по имени-отчеству… Это, безусловно, повлияло на настроение упомянутых в его речи людей, некоторые заколебались, — людские сердца отзывчивы на добро, — а две женщины даже прослезились и, не выдержав, покинули зал… Что и говорить, мне пришлось снова рассказывать людям о том вреде, который причинил Каганович многим и многим работникам топливной отрасли и транспорта. Я зачитал некоторые приказы об отстранении от должности и аресте честных людей, известных многим из сидящих в зале. Зачитал страшные „расстрельные“ резолюции… После второго моего выступления из зала раздались требования исключить Кагановича из партии. Но таких голосов было явно недостаточно для перевеса над упорно молчащими, поколебленными „раскаянием“ Кагановича. И при голосовании было принято решение — из партии его не исключать. И только в 1962 году, на основании новых, еще более разоблачительных документов, доказывающих особую личную причастность Кагановича к беззакониям, он уже на бюро Московского горкома был исключен из партии…»

Выполнил ли Байбаков задание Фурцевой и Хрущева? И да, и нет. Как верный солдат партии, он выступил перед собранием — конкретно, аргументированно, опираясь на документы. Но в Кремле нужен был результат, а партийный билет у Кагановича в 1957 году все-таки остался! Каким бы кровавым палачом ни был Лазарь Моисеевич, сам Байбаков не взял грех на душу. В любой даже самой сложной ситуации он был верен себе и оставался прежде всего человеком. Слишком хорошо он помнил, чем обязан «железному наркому».

Много лет спустя

А много лет спустя, когда страсти давно минувших лет улеглись, Николай Константинович был одним из немногих, кто навещал затворника Кагановича.

Друг Байбакова великий геолог Фарман Курбанович Салманов вспоминал: «Однажды зашел в гости к Николаю Константиновичу Байбакову на его подмосковную дачу в „Лесных далях“. К тому времени Николай Константинович уже был на пенсии. Посидели, поговорили, вышли погулять и тут Николай Константинович неожиданно мне предлагает:

— Фарман, давай навестим Кагановича, а то я у него уже давно не был.

— Как навестим? — удивился я.

— А он здесь неподалеку живет, пошли.

Лазарь Моисеевич, которому тогда уже было за девяносто лет, сидел в кресле на веранде. Подслеповато щурясь, он по голосу узнал входившего Николая Константиновича.

— А, это ты, Байбаков, заходи, — непривычно делая ударение на первом слоге, пригласил он. — А кто с тобой?

— Геолог Салманов, Лазарь Моисеевич.

— Знаю, знаю такого… Он в Тюмени нефть нашел, милости прошу…

Потом мы гуляли по уютным аллеям. Лазарь Моисеевич неторопливо, мелкими шагами шел, часто останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Его бережно поддерживала под руку уже пожилая дочь. Мы ему рассказывали о сегодняшнем дне, он нам — о вчерашнем».