Золушка с Чистых прудов - Вера Васильева Страница 11

Курихин – известный в свое время, талантливый старый актер, непосредственный и очаровательный. Несмотря на солидный возраст, его все звали – Федя Курихин, хотя многим он годился в отцы или дедушки.

В фильме «Веселые ребята» он с блеском исполнял роль факельщика, танцевал и пел с Орловой и Утесовым куплеты. В нашем спектакле у него была роль антрепренера.

Одну из актрис в окружении графа Зефирова играла Елена Николаевна Неверова. Была она в то время уже довольно пожилой и совсем некрасивой, но в устных рассказах, которые звучали как легенды, в прошлом слыла красавицей с редкостным количеством поклонников. Да и сама она очень остроумно и весело рассказывала о своих успехах.

Георгий Баронович Тусузов играл в «Синичкине» маленького бессловесного актера. Он уже тогда был мастером сценической миниатюры и человеком, не мыслящим себя вне стен театра.

Первый мой режиссер – Эммануил Борисович Краснянский, ставивший «Льва Гурыча Синичкина», проявил ко мне много терпения. Как я понимаю, это терпение было необходимо, так как тогда я просто ничего не умела делать, а он как педагог направлял мои первые шаги.

Помню, месяца через два после премьеры «Льва Гурыча Синичкина» Краснянский, Александра Михайловна Скуратова и я забрались на чердак, где хранилась старая театральная мебель и бутафория, царил запах кулис, пыли, горели старые свечи. Там мы репетировали для себя пьесу «Таланты и поклонники» Островского. Я – Негина, Скуратова – моя мать. Эта работа не увидела света, но какое это имело тогда значение? Ведь счастье работы оставалось со мной, во мне.

Среди тех, кто тогда особенно по-доброму относился ко мне, были не только актеры, режиссеры, но и люди других профессий: гримеры, парикмахеры, костюмеры, реквизиторы, рабочие сцены, помощники режиссера… Заботливая, любящая до самозабвения театр педагог по пению Анна Арнольдовна Лорина, среди рабочих сцены – добрый и фанатически преданный театру Петя Муганов, талантливый мастер по гриму – Сильва Васильевна Косырева, долгие годы руководившая гримерным цехом…

После окончания своего первого зимнего сезона вместе с театром я поехала на гастроли в Кузбасс. Ехали мы в поезде долго, дружно, весело, много смеялись. Я часами стояла у окна и любовалась природой, а рядом почти всегда оказывался Владимир Алексеевич Лепко. Он рассказывал мне о своей распавшейся семье, о своей боли, о дочке Вике, которая была ему бесконечно дорога. Я слушала его, жалела очень, но мысли мои часто уносились далеко, туда, в фильм «Сказание о земле Сибирской», к сцене в чайной, где мы пели с Володей Дружниковым свой дуэт.

Гастроли прошли замечательно, театр наш всегда любили, а тогда, может быть, особенно, потому что, как я уже писала, зрители относились к актерам с обожанием.

Тогда театром руководил Николай Васильевич Петров, человек удивительно легкий в общении, добрый, артистичный, раскованный, начисто лишенный желания властвовать, быть диктатором. Он охотно приглашал талантливых режиссеров, всегда радовался успеху чужого спектакля. Его собственные иногда подвергались серьезной критике. На одном собрании он, увлеченный своим ораторским искусством (а говорил Петров прекрасно), сказал в запале: «Я бы тоже мог поставить замечательный спектакль!» Из зала ему крикнули: «Поставьте!» И он тут же убежденно ответил: «А зачем?!» Все дружно расхохотались и потом долго рассказывали об этом подробно, как о смешном случае.

Помню еще такой. Эммануил Борисович Краснянский, человек, превосходно знающий театр, крепкий профессионал, очень эрудированный, корректный, свои замечания делал элегантно-язвительно. Актеру Козубскому, который всегда говорил очень громко из-за привычки работать на эстраде, он однажды на репетиции сказал: «Володя, сейчас будет самая трудная минута в твоей творческой биографии… – Все насторожились, ожидая серьезного разбора. – Тебе надо будет сказать это слово тихо». Взрыв хохота потряс стены. Актеры долго помнят такие случаи и с удовольствием делятся ими.

В моем теперешнем понимании спектакль «Лев Гурыч Синичкин» был очаровательно-традиционным, а тогда я считала, что это какое-то чудо, что это сам театр. Да так оно и было! И увертюра, прелестная, легкая, и расписанный под старинный театр занавес, и сцена – на сцене! Владимир Яковлевич Хенкин был хозяином и властелином этого спектакля, да и всего театра в те времена.

Обычно я стояла за кулисами в своей наивной шляпке, в ярко-синем шелковом легком плаще, по плечам разбросаны шелковые кудри, бант от шляпы красовался под круглой мордочкой с налитыми щечками, глаза сияли от страха и восторга.

Начиналась увертюра. Как всегда, за пультом Елизавета Забелина – наш бессменный помощник режиссера и замечательный товарищ.

До своего выхода я прислушивалась к публике, которая щедро одаривала своего любимца – Владимира Яковлевича Хенкина – аплодисментами. А потом моя сцена с князем Ветринским – Менглетом, таким красивым, таким обольстительным сердцеедом с голубыми глазами, светлыми шелковыми волосами и щегольски закрученными гусарскими усами. Сцена шла в легком водевильном темпе. Звучала моя песенка: