Путь на юг - Александр Майборода Страница 11

Ратиша отметил, что по лицу хитрого боярина уже не было видно, что он обиделся новым порядком. Лицо выражало только озабоченность.

— И ты будь здрав, мой любимый наставник, — сказал Гостомысл и поинтересовался: — А чего твое чело так нахмурено? Или случилось что?

— Пока все, как обычно, — сказал Стоум.

Стоум действительно обиделся, что Гостомысл не принял его сразу Было ли это попыткой ограничить ему доступ к князю — неизвестно.

Стоум считал себя первым лицом в административной структуре княжеской власти, которому требовался свободный контакт с князем, поэтому отдалить его князю от себя было сложно. Да и не было, по мнению Стоума, других людей в окружении князя, способных его заменить.

Но, как говорит пословица, — поступок порождает привычку.

Однако выяснять отношения с князем Стоум сейчас не стал, слишком важный предстоял разговор.

— Но что же ты так озабочен?

— Городские старшины пришли, — сказал Стоум и положил свитки на стол.

— Городские старшины? Зачем же они пришли? — спросил Гостомысл, подошел к столу и сел на лавку.

Стоум злорадно усмехнулся в уме — «раз не ценишь стариков, то поломай-ка ты, молодец, теперь голову сам!» — с простодушным видом проговорил:

— Да кто их знает? Точно не говорят. Все мутят и мутят.

Только просят, чтобы ты их принял для важного разговора, — сказал Стоум.

— Так и не говорят? — с легкой насмешкой проговорил Гостомысл.

— Не говорят, — сокрушенно кивнул головой Стоум. Он взял первый свиток, и стал его разворачивать для чтения. Однако прежде чем прочитать его, все же сказал: — Судя по их словам, они хотят говорить об управлении городом.

— А чего говорить об управлении городом? Князь глава племени, а значит, высшая власть над ними, — сказал Гостомысл.

— Не знаю, что их не устраивает. Ну так если встретишься с ними, князь, то сами скажут, — проговорил Стоум.

«Обиделся старик», — догадался Гостомысл, поморщился и вздохнул.

Не было для него никакой загадки в желании старшин поговорить с ним об управлении городом. Он ожидал этого разговора с момента освобождения города.

Разговор нужный и для него, но, скорее всего, он будет крайне неприятный: старшины во всех городах тянули власть на себя и старались князя держать подальше от своих дел.

Но с таким князем, каким был Буревой, они не больно баловали. Князь Буревой был не просто военным вождем, а главой всех словен. Он держал власть жестко — за каждую потраченную деньгу старшины отчитывались перед князем.

А когда он уходил в поход, он оставлял за себя посадника.

Жесткий контроль, естественно, вызывал недовольство старшин.

Гостомысл подумал, что, возможно, желание городских старшин избавиться от княжеского контроля и стало причиной их нежелания защищать город от разбойников.

Медвежья лапа совершил ошибку, подняв восстание горожан до подхода княжеской дружины, и теперь это дает знать — многие горожане, по крайней мере часть старшин, считают, что они сами изгнали захватчиков. Таким образом, Гостомысл в их глазах уже не был освободителем, а потому не мог считаться таким же вождем, как его отец.

Теперь, используя оплошность Медвежьей лапы, старшины почувствовали возможность осуществить свою давнюю мечту и ограничить власть князя.

Будь у Гостомысла дружина посильнее, они бы не отважились на это. Но дружина была слаба.

«Что же, — подумал Гостомысл, — победа добывается не одной только силой».

— Старшины пусть ждут меня в горнице. Я буду с ними говорить. А пока — читай, боярин, — сказал Гостомысл.

Стоум покосился на него и удивился спокойствию: «Неужели Гостомысл так и не понял, какой подвох ждет его?»

Хотел пояснить Гостомыслу опасность ситуации, но передумал, — если молодой человек сам не понимает необходимости слушать советы старших, то пусть наступает на грабли. А когда надоест получать шишки, начнет думать.

Стоум спрятал глаза под мохнатыми бровями и начал читать монотонным голосом.

Это были сведения о запасах, хранящихся на княжеских складах, о ценах на рынке. Тут же были записки, присланные из других городов.

Чтение шло неторопливо. По ходу чтения Гостомысл давал указания, а Стоум их аккуратно записывал.

Когда Стоум закончил чтение, Гостомысл сказал, что будет одеваться для выхода. Стоум поклонился и ушел.

— Тебя встревожил приход старшин, князь? — спросил Ратиша, прикрыв за боярином дверь.

— Встревожил, — коротко сказал Гостомысл и ушел в умывальную комнату.

Объяснять Ратише, что его беспокоило, он не стал: Ратиша надежный человек, но в хитросплетениях, там, где теряется даже опытный Стоум, не разбирается.

— Тебе помочь? — спросил Ратиша через открытую дверь умывальной комнаты.

— Не надо. Скажи Милане, что я проснулся, — ответил Гостомысл. — И прикрой дверь.

Ратиша прикрыл дверь и заглянул в комнату, где хранились княжеские наряды. Милана с двумя девками-швеями уже ждала князя.

Сказав, что князь умывается и скоро придет одеваться, Ратиша велел им ждать. Сам вернулся в комнату и стал терпеливо ждать, когда Гостомысл закончит утренние процедуры.

Ждать пришлось с полчаса.

Наконец Гостомысл вышел умытый и с розовыми щеками.

— Милана ждет тебя, — сообщил Ратиша.

Гостомысл прошел в комнату.

Увидев Гостомысла, Милана умиленно всплеснула руками.

— Девки, глядите, какой красавчик у нас князь!

— Красавчик, — поддержали девки.

— Ладно уж, — сказал Гостомысл и подумал, что, наверно, Ратиша был прав, — ни одна из девиц не отказалась бы скрасить ночь молодому князю.

Поймав себя на этой мысли, Гостомысл, чтобы не выдать смущения, нахмурился.

— Какую одежду пожелаешь, князь? — спросила Милана.

— Что у нас с хозяйством? — спросил Гостомысл, избегая ответа.

Пока Милана рассказывала о запасах в кладовых, Гостомысл размышлял над вопросом, которому он раньше не придавал никакого значения — какую одежду надеть ему на встречу со старшинами.

Сначала Гостомысл думал надеть парадную одежду, но затем в голове шевельнулись сомнения: пышная парадная одежда необходима, когда требуется произвести впечатление. Но старшин нарядной одеждой не смутишь.

Простая одежда сразу бы придала разговору со старшинами доверительный характер, что и было необходимо для разговора с близкими людьми. Но сама тема разговора в то же время не позволяла быть простым, так как схлестывались противоположные интересы.

— Запасов продовольствия на складах почти нет. Даны все сожрали или испортили. А те запасы, что привезли, заканчиваются, — вторглась в его мысли Милана.