Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс Страница 11

В ноябре 1939 г. Нобелевский комитет объявил, что в этом году не будет присуждать Премию мира, поскольку в Европе идет война. Однако, с точки зрения многих англичан и французов, капитуляция Польши делала бессмысленной ту борьбу, в которую их правительства вовлекли свои народы. Французская армия с небольшим британским контингентом – традиционно на левом фланге – противостояла германским силам на восточной границе Франции. Но союзники не отваживались на решительные действия, тем более что они еще не перевооружились. Польская кампания продемонстрировала превосходство вермахта и немецких ВВС, хотя еще и не в полную силу. Генерал лорд Горт, командовавший Британским экспедиционным корпусом, пришел в ужас от состояния некоторых территориальных соединений, прибывших в октябре в качестве подкрепления к его пяти плохо экипированным дивизиям. Генерал говорил, что не верит своим глазам: возможно ли такое в английской армии! «У людей не было при себе ножей, вилок и кружек!»

Положение союзников катастрофически осложнялось нейтралитетом Бельгии. Считалось, что, если Гитлер надумает атаковать на Западном фронте, он повторит германскую стратегию 1914 г. и двинется через Бельгию. Тем не менее король Леопольд, чтобы не давать Германии предлога для вторжения, отказался впускать на свою территорию союзнические войска. В результате левое крыло армии союзников провело холодную зиму 1939 г., строя оборонительные сооружения на французской границе, хотя все заведомо знали, что покинут эти позиции и двинутся в Бельгию, как только немцы подойдут с той стороны. Поскольку англичане промедлили с введением обязательной воинской службы, теперь им не хватало подготовленных резервов и они не могли мобилизовать миллионы обученных солдат, как то делали континентальные нации. Британцы гордились своими антимилитаристскими традициями, но в итоге страна вступила в конфликт с сильнейшей в военном отношении державой Европы, а смогла предоставить лишь незначительное подкрепление – на земле и в воздухе – французской армии, развернутой для сражения с немцами. На суше никакие маневры не осуществлялись без одобрения из Парижа. Франция начала перевооружаться раньше Британии, но все еще ожидались большие поставки танков и самолетов. Союзники оказались чересчур слабы и для решительной схватки с вермахтом, и для эффективной бомбардировки Германии с воздуха, даже если бы на это решились. Зимой 1939 г. ВВС Британии могли атаковать только германские боевые корабли – они делали это средь бела дня, несли огромные потери и ничего не добились.

Здравый смысл мог бы подсказать союзникам, что Гитлер не станет откладывать сражение на Западе до тех пор, пока они как следует подготовятся к битве, но нет, они уверили себя, что отсрочка им на руку. Пока что союзники проверяли возможности своего флота: не удастся ли организовать блокаду рейха. Гамелен подумывал о крупных наземных операциях в 1941-м или 1942 г. Оба правительства цеплялись за надежду, что немецкий народ и немецкие солдаты «образумятся» и сами поймут, что затяжной войны им не выиграть. В Польше, с наивным оптимизмом твердили союзники, безрассудная агрессия Гитлера достигла кульминации, и теперь нормальные немцы свергнут нацистов, установят у себя иной режим, с которым можно будет договориться.

Для совместного принятия решений союзники организовали Верховный военный совет (в предыдущую войну нечто подобное учредили на последнем году боевых действий). Было решено, что Британия и Франция распределят расходы в пропорции 60 к 40 в соответствии с возможностями своей экономики. Французские политики жили в постоянном страхе перед левыми, которые могли стать орудиями Сталина. В октябре 1939 г. в интересах национальной безопасности были арестованы 35 членов парламента от коммунистической партии. В марте 27 арестованных предстали перед судом, большинство были признаны виновными и приговорены к заключению на сроки до пяти лет. Также подверглись аресту 3400 активистов компартии, более 3000 иностранных коммунистов-беженцев были интернированы.

Одна из самых печальных ошибок союзников: вся их стратегия (если у них была таковая) сосредотачивалась на материальном укреплении войска безо всякого внимания к настроениям в обществе. Господа министры не предвидели губительного влияния затяжного бездействия на боевой дух народа. Многим французам и англичанам происходящее казалось бессмыслицей: народы втянули в войну, а никакой войны и нет. Франция остро ощущала экономические последствия мобилизации 2,7 млн человек и уговаривала британцев вести военные действия где угодно, только не на Западном фронте. Слишком хорошо французы помнили итоги Первой мировой войны – 1,3 млн погибших – и содрогались при мысли о новом кровопролитии на своей земле. Однако их предложения провести какие-то факультативные операции – например, открыть Балканский фронт в Салониках, чтобы предотвратить немецкую агрессию на этом направлении, – не встретили понимания в Лондоне. Англичане опасались, что подобные меры лишь способствуют большему сближению Италии с Германией. Министры воздерживались даже от публичного обсуждения «антифашистского фронта» – как бы не огорчить Бенито Муссолини.

За отсутствием внятных целей вооруженного конфликта многие британские и французские политики мечтали уже заключить какой-никакой мир, лишь бы Гитлер для спасения их престижа согласился поумерить свои территориальные претензии. Народы Британии и Франции разгадали эту тенденцию и заклеймили вялотекущую кампанию именем «Странной», или «Скучной», войны. Организация по исследованию общественного мнения Mass Observation сообщала о растущем в Британии убеждении: нет смысла продолжать эту злосчастную кампанию. «В первом раунде пропагандистской борьбы победил Гитлер: он преподнес своему народу польский поход как великолепную историю успеха».

Месяцы пассивного ожидания не могли не сказаться на боевом духе французских войск. В ноябре 1939 г. командующий Британским корпусом Алан Брук описывал свои впечатления от парада французской Девятой армии: «Никогда я еще не видел столь неопрятный личный состав: люди небриты, лошади не чищены, ни следа гордости собой и своим соединением. Но более всего меня поразило выражение лиц рядовых: недовольные, непочтительные взгляды… Я поневоле задумался, сохранили ли французы достаточно национального чувства, чтобы продержаться в этой войне»1. Польские изгнанники, которые тысячами вступали во французскую армию, с тревогой отмечали двусмысленное отношение к себе союзников: пилот Францишек Корницкий писал, что «и французские коммунисты, и фашисты действуют против нас, а в Лионе первых предостаточно. Иной раз кто-нибудь махнет дружески рукой, но кто-нибудь другой тут же тебя и обругает»2.

Французский солдат и писатель Жан-Поль Сартр записывал в дневнике 26 ноября: «Поначалу все рвались в бой, но теперь умирают от скуки». Другой солдат, Жорж Садуль, 13 декабря писал: «Прошел еще один день, пустой, бесконечный, без какого-либо дела». Настроение офицеров, по большей части призванных из резерва, мало чем отличалось от настроения рядовых. «Чувствуется, что они устали от войны, только и твердят, как им хочется вернуться домой». 20 февраля 1940 г. Сартр отмечал: «Военная машина крутится вхолостую. Вчера сержант с безумным блеском в глазах говорил мне: “Думаю, скоро все устроится, Британия пойдет на уступки”».