Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного - Михаил Елисеев Страница 11

Прибытие задорного и талантливого Владимира Мстиславича обрадовало и ободрило присутствующих, а главное, расставило все на свои места. Вот такой человек сейчас коалиции и был нужен, точнее, просто необходим.

Хотя можно сказать и так, что именно его стараниями была достигнута победа в этой нелегкой битве.

В битве на реке Липице было далеко не все так просто и однозначно, как любят рисовать некоторые историки. Сражение было упорным, чаша весов клонилась то в одну, то в другую сторону. Младшие братья Константина стояли против него стойко, а там, где сражался Ярослав, суздальцы даже продвинулись вперед. Исход битвы как раз и решил слаженный удар во фланг владимирским полкам дружины Владимира Псковского, в рядах которой сражались и ростовские богатыри. Именно ему было доверено вести их в бой.

Это было специальное элитное подразделение, которое нужно было использовать с умом и только на участке прорыва. А где лучше всего прорываться? Там, где самый агрессивный и умелый командир.

Полностью разгромив противника на своем фланге и выйдя в тыл суздальским войскам, псковские дружинники посеяли в рядах своего врага хаос и заложили основы победы. Паника, которую посеяли псковичи, усиленные ростовскими богатырями, передалась в центр и вовлекла в сумятицу и бегство боевые порядки владимирцев. Ярослав стоял до конца, а затем в спешке покинул поле боя, последним из своих братьев. С трудом вырвавшись из окружения и бросая все лишнее, он бежал, чтобы не попасть в плен к своему взбалмошному тестю.

Принеся старшему брату победу, а Константину Ростовскому – великокняжеский стол, Владимир вновь удалился в свой Псков. Там за его отсутствие накопилось работы непочатый край.

Вплоть до лета 1216 года, пока князь не мог отвлечься от событий на Руси, в Эстонии резко обострилась ситуация и возникла реальная угроза его вотчине – Пскову.

Крестоносцы, а если быть точнее, рыцарь Бертольд Венденский, выбрали наиболее удачный момент для начала новой войны в Прибалтике. Только теперь это уже была борьба русских и крестоносцев за одни и те же области влияния. Владимир понимал, что за любыми, даже самыми льстивыми, но при этом лицемерными заверениями в дружбе ордена скрывалось открытое объявление войны, которая должна была вот-вот вспыхнуть. Эсты, ливы, чудь, немцы, все они в ближайшее время познают силу псковского рыцаря, все смогут ощутить на себе тяжесть его длани, проверить остроту его меча. Только кто-то раньше, а кто-то позже. Чтобы укоротить отважного князя, эсты обращались даже за помощью к немцам, но безуспешно.

Осенью 1216 года Владимир с большим псковским войском совершил свой первый поход на Эстонию. Генрих Латвийский отмечает, что для эстов он оказался настолько же бедственным, насколько для псковичей прибыльным. После него эсты долго не могли оправиться.

6 января 1217 года, видимо в отместку за причиненный ущерб, крестоносцы, поддержанные эстами, открыто напали на Новгородскую землю, разорив селения по реке Шелони. Напали они именно тогда, когда на Руси праздновали Крещение, и русские люди более всего были заняты приготовлениями к большому церковному торжеству. А также пирами и «попойками», как добавил от себя Генрих Латвийский.

Вот тебе и рыцари Христа! Вот тебе и борцы за веру!

Понятно, что русские были не готовы к вторжению и что бед Христово воинство наделало немалых. Ответный удар по зарвавшимся братьям-рыцарям был просто необходим. На границе только так, и никак иначе. На удар надо отвечать решительным и быстрым ударом. На границе признают только силу.

Однако зря немцы растревожили псковского медведя. Орден сам накликал беду на свою голову. Особенно сейчас, когда Владимир и так сосредоточил все свое внимание на трех вещах: мщении, Прибалтике и ордене.

Хотя, если смотреть с формальной точки зрения, Псков крестоносцы не тронули, видимо, не решились соваться на каменные стены и башни.

Главным противником князя Владимира выступает немецкий рыцарь Бертольд фон Венден, занимающий в ордене меченосцев высокую должность «провинциального магистра», или комтура. Бертольд был фигурой одиозной, можно сказать, брутальной. Черта он не боялся, а богу служил настолько усердно, что прибалтийские язычники дрожали при одном лишь упоминании имени этого воинствующего монаха. Боялись его больше, чем любой нечисти.

Чтобы понять, насколько опасен был такой противник, необходимо приглядеться к нему внимательнее.

Происхождение этого знаменитого рыцаря неизвестно, он так и зовется в хрониках – Бертольд Венденский. Скорее всего, это был тоже младший сын одного из знатных германских феодалов, решивший поднять меч во славу Христа и таким способом решить свои проблемы. Жизненный путь Бертольдом был выбран правильно, поскольку его карьера в ордене меченосцев стремительно двигалась в гору. Если по должности на тот момент он и был «всего лишь» комтуром Вендена, то Генрих Латвийский величает этого человека, ни много ни мало, как «магистром венденских братьев». Это само по себе говорит об авторитете рыцаря и том положении, которое он занимал в Вендене. Именно Венден чаще всего становился резиденцией магистров ордена (вспомним Вино фон Рорбаха), а раз в году в нем собирался высший орденский капитул.

Авторитет венденского комтура был настолько непререкаем, что частенько Бертольд действовал совершенно самостоятельно, на свой страх и риск, как полноправный властитель края. Был ли он назначен на эту должность магистром ордена Волквином или избран на нее местными братьями, остается неизвестным. Да не так это и важно.

Имя Бертольда из Вендена вошло в историю Ливонии как имя энергичного и хищного завоевателя, который фактически проводил в жизнь политику христианизации Прибалтики. Характер у него был железный, мышцы стальные, рука крепкая, а хватка звериная. Он не боялся ничего. Деятельная натура Бертольда жаждала подвигов и приключений. Комтур был честолюбив не в меру, не знал никаких границ, верил исключительно в себя и не видел перед собой преград. Управлять им было практически невозможно. Кипучая и неутомимая деятельность рыцаря приносила впечатляющие результаты. Не мир, но меч принес монах Бертольд в эти северные края. Имя его гремело в Прибалтике так, что даже стало нарицательным.

Например укрепленная орденская мельница возле Риги носила название Бертольдовой, а крепость вендов, в которой он поначалу жил, в русских источниках называлась Пертуевой, то есть тоже Бертольдовой.

С 1207 года воин-монах активно занимался крещением местного населения в христианскую веру, а заодно усердно расширял территории, принадлежавшие ордену.

После раздела земель ливов в 1207 году рыцари-меченосцы сделали следующий шаг к освоению новых территорий и появились в деревянном замке вендов. По-видимому, это случилось уже в начале 1208 года. Прибывших Христовых воинов возглавлял все тот же брат Бертольд. Не успев даже как следует обустроиться на новом месте и едва начав строительство своего каменного замка, Бертольд сразу начал действовать в ином направлении.

Он развернул массовую агитацию среди латгалов, призывая их в поход на Унгавнию (юго-восток Эстонии), чем способствовал междоусобице между латгалами и эстонцами. Он заставил латгалов припомнить все прошлые обиды, причиненные им соседями-эстами, воззвал к их поруганной чести и тут же распорядился послать гонцов к жителям Унгавнии, чтобы требовать удовлетворения за эти обиды.