Железная Маска и граф Сен-Жермен - Эдвард Радзинский Страница 11

Господин Сен-Мар, прежде чем стать комен­дантом нескольких тюрем, где сидели важнейшие государственные преступники, начал свою карьеру мушкетером, служившим в роте мушкетеров под началом Шарля де Бац Кастельмора, прославлен­ного Дюма в «Трех мушкетерах» под именем д'Артаньяна.

Мушкетер Сен-Мар

Именно ему, бывшему мушкетеру Сен-Мару, был поручен загадочный узник. В течение трех де­сятков лет Сен-Мар неотлучно находился при нем, перевозя таинственного узника в новые и новые тюрьмы и неизменно становясь начальником тюрьмы, куда он доставлял несчастного. Именно Сен-Мар, стороживший узника днем и ночью, по каким-то причинам придумал надеть на него зло­счастную маску. Как я уже говорил, маска никогда не была железной. Она была из нежнейшего тон­кого черного бархата и крепилась на лице осо­быми застежками, открывавшимися перед едой. Вскоре после смерти таинственного узника отпра­вился к Господу и Сен-Мар.

Итак, граф встретился с внуком Сен-Мара. Но оказалось, он не знает ничего, хотя много раз пы­тался выведать тайну. Отец никогда не разрешал ни ему, ни его сестре посещать камеру, где сидел таинственный узник.

Самого узника он увидел лишь однажды, в Ба­стилии, когда по просьбе матери должен был что-то передать отцу. Он ждал отца за дверью камеры, где сидел узник. Отец вышел, и на мгновенье через открытую дверь он увидел сидевшего за столом че­ловека. Человек был в черной маске, закрывавшей все лицо... Отец сурово прерывал всякие рас­спросы об узнике. Даже будучи на смертном одре, Сен-Мар остался неумолим. Несмотря на мольбы сына, он не открыл тайну. Он лишь сказал: «Клятва на Библии, которую я дал своему королю, свя­щенна».

Единственное, что узнал граф Сен-Жермен после разговора с сыном Сен-Мара, — место, где по­хоронили узника. Это была церковь Сен-Пол.

Граф отправился к церкви. Он провел у могилы целый день.

В его «Записках» об этом сказано очень кратко. Однако много позже граф сделал интересную за­пись. Он пишет, что «покойники долгое время про­должают «жить», точнее, живет их сознание (если употреблять наши примитивные земные понятия), несмотря на непрекращающийся процесс разло­жения тела». Причем у тех людей, которые не при­готовились к смерти, чья жизнь была прервана на­сильственно и внезапно, эта «жизнь во гробе» протекает достаточно долгое время... В своем со­знании они продолжают жить и даже исполнять то, что прервало убийство». Какое отношение имеет эта запись графа к его посещению могилы, мы можем только догадываться. Но достоверно известно лишь одно: вернувшись с кладбища, граф затворился в своем доме у Люксембургского двор­ца. — Здесь месье Антуан понизил голос. — Он расставил масонские символы на столе и двое суток просидел в кабинете.

На третий день он отправился к Марии-Антуа­нетте. Он был очень печален. Он сообщил ей, что по-прежнему не может сказать, кто скрывался под бархатной маской.

— Не можете... или не хотите? — спросила Ан­туанетта.

В ответ граф только молча поклонился. Но по­том продолжил:

— Но я точно знаю, Ваше королевское Высо­чество: умирая, этот узник проклял род Бурбонов. К сожалению, проклятые дни наступают, и Господь сподобил вас жить в эти дни. Будьте осторожны... очень осторожны.

Здесь месье Антуан усмехнулся и добавил:

— Граф Сен-Жермен видел будущее так же яс­но... как прошлое.

За окном стемнело. Зажглись фонари на пло­щади. Все тот же слуга принес бронзовый канде­лябр, поставил на клавесин и зажег свечи. В их ко­леблющемся свете лицо месье Антуана стало зыбким. Я все больше испытывал ощущение, что мне все это снится! Но он продолжал рассказывать глуховатым голосом:

— Перепуганная Антуанетта рассказала мужу о проклятии. Дофин, этакий милый, аморфный теленок, успокоил ее. Но она потребовала, чтобы он еще раз поговорил с королем и узнал наконец правду, кто был этим грозным узником. Но глав­ное — почему он проклял Бурбонов. Дофин опять заговорил с королем. Простодушно рассказал о визите Сен-Жермена и о проклятии. Но вновь спросить деда о том, кто был этой Железной Мас­кой, дофин не смог. Король неожиданно пришел в бешенство. Он прервал его и повелел дофину «впредь никогда не затевать разговор об узнике... и немедля перестать принимать мерзавца графа Сен-Жермена».

То, чего не сумел сделать своими доносами ми­нистр Шуазель, случилось в одно мгновение.

После ухода дофина король немедленно вызвал герцога Шуазеля. Он попросил его вновь повторить доказательства, что граф Сен-Жермен — шпион и еретик. Когда Шуазель только начал говорить, ко­роль нетерпеливо прервал его:

— Я всецело согласен с вами, — сказал Людовик. И повелел немедленно арестовать графа Сен-Жер­мена. Было приказано утром без суда и следствия отправить графа в Бастилию.

Но уже на рассвете карета Сен-Жермена вы­ехала из роскошного особняка у Люксембурского дворца, который арендовал граф. Карета в сумер­ках наступавшего осеннего дня миновала заставу Сен-Дени.

В полдень, когда к дому графа подъехали дра­гуны с арестантской каретой, граф Сен-Жермен был далеко от Парижа.

Сен-Жермен, как я уже много раз вам говорил, знал будущее.

Граф Сен-Жермен: Путешествия по миру

Вскоре король нашел у себя на столе весьма изумившее его письмо от графа из-за границы. Граф извинялся за то, что не последовал примеру святого Дениса и не принес собственную голову и что вместо этого осмелился покинуть Францию. Но, покидая страну, он хотел бы сделать для ко­роля последнее доброе дело. Граф просил его про­честь и понять письмо, которое оставил для него перед смертью некто Дамьен, четвертованный на Гревской площади.

(Имя бедного Дамьена тогда знала вся Фран­ция. Это случилось поздним вечером: король на­правлялся к карете, чтобы отправиться в Париж на маскарад и там славно повеселиться, отыскав очередную прелестницу. Был холодный зимний ве­чер, и король надел редингот. Он уже поставил ногу на подножку кареты, когда к ней бросился простолюдин по имени Дамьен. Проскользнул мимо ошарашенных гвардейцев к королю и нанес удар кинжалом. Редингот короля был на меху, от­того удар не получился. Лезвие не задело ни одного драгоценного монаршего органа, лишь слегка по­царапало кожу.

На мучительную казнь Дамьена собрался по­смотреть весь Париж... Окна, глядевшие на эша­фот, сдавались за бешеные деньги. Самые знатные красавицы щеголяли в этих окнах роскошными туалетами. Не обошлось и без галантных происшествий.

Казанова рассказывает в мемуарах, как некий­ хитрый малый, сопровождавший даму, полу­чил повеление дамы приподнять ее платье, чтобы оно не волочилось по пыльному полу. Он припод­нял его довольно высоко и, приникнув сзади, умуд­рился насладиться любовью, в то время когда Дам­ьена четвертовали.

Впрочем, его примеру следовали и другие, ис­пытав высшее наслаждение, когда стоны нестер­пимой боли казнимого соединялись со стонами любви. О человечество, о разумные обезьяны!