Визбор - Анатолий Кулагин Страница 100

Вскоре после визборовского инфаркта в Пахре у него побывали супруги Пискуловы и их хороший знакомый врач-кардиолог из санатория «Красные Камни», которого они по-дружески называли Вовой. Вова по просьбе Визбора посмотрел его кардиограмму, а потом, уже в машине по пути в Москву, сказал: «Ребята, его инфаркт вторичен. Есть что-то более важное, что его беспокоит. Записывайте его песни и храните плёнки».

…21 ноября — новый удар: умер Володя Красновский.

В последние годы старые друзья виделись нечасто. Это понятно: каждый был занят своими делами — творческими и прочими. Красновский выступал от Москонцерта, Визбор же много ездил по стране. К тому же у каждого сложился новый круг знакомств, и это тоже понятно. Но смерть Володи Визбор воспринял очень болезненно: это была не только утрата старого друга — это было прощание с молодостью, память о которой их связывала.

Красновский умер от сердечного приступа. До этого целый год у него были проблемы на работе: нужно было проходить тарификацию (по Булгакову: нет документа — нет и человека), он почему-то откладывал, нервничал, а когда пошёл «показываться» (при его-то творческом опыте) — вышло не очень удачно. Переживал. В тот день, 21-го, они с женой Людмилой поехали на кладбище навестить могилу её отца. Сердце прихватило в метро. Не доехав до места, повернули назад, и на станции «Библиотека имени Ленина» ему стало совсем плохо. Добрые люди вынесли его наверх. Стали ждать скорую, и пока она добиралась по центру Москвы, Володя уже скончался.

На Востряковское кладбище Визбор не поехал: после только что перенесённого собственного инфаркта рисковать не следовало. Ряшенцев отвёз его на машине на дачу. Всю дорогу, конечно, говорили о Мэпе… Уход друга обострил для Визбора воспоминания о совместной юности, и Юрий Иосифович по горячим следам утраты написал мемуарный очерк «Памяти Владимира Красновского», помещённый в первом номере «Менестреля» Московского КСП за 1983 год. Судьба друга сплетается на страницах очерка с судьбой жанра, в котором работал сам Визбор и другие барды: «Володя не просто „стоял у истоков“, он был одним из зачинателей самодеятельной песни в том свободном виде, в каком она существует как явление народного искусства. Он был естественным учителем нас, естественно нуждавшихся в учителе».

Так что организованный Московским КСП и проведённый 18 марта 1984 года в ДК им. Горбунова вечер, посвящённый «сорокалетию первой песни МГПИ», на котором вновь оказались вместе Визбор и Якушева, Кусургашев и Коваль, Ряшенцев и Ким, Богдасарова и Вахнюк, — прошёл уже без Красновского. Визбор приехал с опозданием; в ожидании его публику мастерски «держал» Ким. Кстати, на этом вечере впервые публично прозвучал «Волейбол на Сретенке». Когда всё завершилось, поехали к Юре Ковалю в его мастерскую на Яузской набережной (хозяин её занимался не только литературой, но и живописью, скульптурой), просидели там допоздна. Потом Визбор подвёз Аду и Максима домой, и когда прощались, сказал: «Теперь уже не до новых друзей — старых бы успеть оббежать…»

Между тем работа, привычные дела и проблемы продолжались, обступали, требовали сил и нервов. В первой половине 1980-х Юрий Иосифович написал — скорее всего, ради заработка — несколько сценариев для игровых картин, снятых на разных киностудиях: «Год дракона», «Прыжок», «Капитан Фракасс» по одноимённому роману французского писателя Теофиля Готье (в последней ленте, кстати, звучало несколько прекрасных песен на стихи Окуджавы, написанных композиторами Исааком Шварцем и Владимиром Дашкевичем). Что касается кинодокументалистики, то здесь его ожидала новая сложная работа. К сорокалетию окончания Великой Отечественной войны на объединении «Экран» готовился документальный телесериал «Стратегия победы», и Визбор должен был принять в нём участие. Как же обойтись без него — незаменимая «рабочая лошадка». Между тем истинное отношение к нему начальства (лучше сказать — системы) проявилось в тот момент, когда дочь Татьяна окончила журфак и пыталась устроиться на телевидение. Шёл 1982 год. Отец сразу отрезал: обманут и не возьмут. Она поразилась и не поверила, но он оказался прав. Чиновник в отделе кадров ей сказал: принять не можем. И добавил вполголоса: есть указание товарища Лапина (председателя Гостелерадио). Нам трудовые династии не нужны. Дело, конечно, не в династиях — просто за Визбором, несмотря на членство в КПСС и работу на «идеологическом фронте», через все эти годы так и тянулся негласный шлейф «неблагонадёжности». Поэтому его неожиданное предложение дочери: «Хочешь, я уйду из штата?» — было заведомо безнадёжным. Татьяну не взяли бы и в этом случае: «династия» не та. Ещё он советовал ей сменить фамилию, но на это она не пошла.

Итак, для нового сериала, художественным руководителем которого была давний друг Визбора Галина Шергова, он писал сценарий двух серий — седьмой («Битва за Днепр», режиссёр Олег Корвяков) и двенадцатой («Победная весна», режиссёр Самарий Зеликин). Он сидел на даче и увлечённо работал, на студии в Останкине появлялся в этот период нечасто, тем более что и врачи рекомендовали ему относительный покой. Историческая тематика была Юрию Иосифовичу интересна чрезвычайно: для своей личной библиотеки он, постоянный посетитель книжных магазинов, целенаправленно покупал книги о войнах, о дипломатии, о Петровской эпохе… Великая же Отечественная имела для него несомненный личностный, даже автобиографический подтекст (собственное военное детство). Но главное — ему хотелось сказать о войне максимально правдиво, насколько это было возможно в цензурных условиях позднесоветского времени. Ведь говорить в ту пору о штрафных батальонах или о неподготовленности наступления советских войск, о неоправданности жертв было нельзя. «Мы не должны врать», — настаивал он в беседах с товарищами по работе, имея в виду, что изображение войны к тому времени обросло парадным лаком: атаки, крики «ура!», победы… Изнанка войны, её подлинная трагичность ощущались в официальном искусстве всё меньше и меньше.

Это потом, уже в 1990-х, в тринадцатую серию аккуратно вставят пассажи о насилии и мародёрстве советских солдат в Германии, об «обычном для нашей Ставки опьянении удачей»… Современный зритель должен понимать, что в 1984 году, когда обсуждался сценарий «Победной весны» (это происходило, кстати, 10 февраля, на следующий день после смерти Андропова), о такой исторической откровенности не могло быть и речи. Лапин требовал, например, «снять жертвенность»: дескать, не надо нервировать зрителей эпизодами гибели советских солдат. Или — не надо говорить о том, что при бомбардировке англичанами и американцами Дрездена сильно пострадала Дрезденская картинная галерея. Мол, немцам (Дрезден находился тогда на территории «дружественной нам» Восточной Германии) это будет неприятно. И ещё придирки в таком же духе. Вот этим и занимался советский официоз — старался «не нервировать». А зачем нервировать? Пусть люди живут себе спокойно и ни о чём не задумываются. Как будто ничего и не было…