Римская империя - Линн Торндайк Страница 10

Преданность науке

Плиния, в его тяжёлом труде, когда многие смеялись над ним, заявляя, что он попусту тратит время на никому не нужные пустяки, очень утешала мысль, что его подталкивает сама природа. В другом абзаце оп противопоставляет кровь и убийства в ходе войны той пользе, которая приносит человечеству астрономия. В третьем отрывке он с завистью пишет, что даже в годы политических неудач и борьбы, когда связь между странами нарушилась пиратством и войной, в Греции не угасал всеобщий интерес к науке. В Риме же, несмотря на царящий мир, не только не проводятся новые научные исследования, но люди даже не утруждают себя тщательным изучением работ древних авторов, и больше заботятся о наживе, чем о приобретении знаний. Этот и другие отрывки, которые можно было бы привести, говорят о том, как сильно Плиний был предан науке.

Конфликт науки и религии

У Плиния мы также замечаем конфликт между наукой и религией. В единственной главе, посвященной Богу, он много пишет против язычества и политеизма; отцы церкви позже повторили его высказывания, приведя по этому поводу гораздо больше аргументов. Но его доводы вряд ли удовлетворили бы христианина. Плиний утверждает, что «именно божественное начало в человеке заставляет его помогать другим людям, и это путь к вечной славе», но Плиний использует это благородное чувство, чтобы оправдать обожествление императоров, которые так много сделали для человечества. Плиний сомневается, что Бога интересуют дела человеческие; если бы это было так, то Бог был бы вечно занят, стараясь наказать по заслугам всех преступников; кроме того, он указывает, что есть вещи, которые Бог сделать не в состоянии. Он не может, подобно человеку, совершить самоубийство, не может изменить события, которые уже произошли, или сделать так, чтобы дважды десять не было равно двадцати. Из этого Плиний делает такое заключение: «В этом определенно проявляется власть природы, и именно это мы и называем Богом». Во многих других отрывках он восхваляет доброту природы и ее способность предвидеть. Он верит в то, что душа не может существовать без тела, и что после смерти в теле не остается никаких чувств или души, как это и было до рождения. Надежду на личное бессмертие он с презрением называет «ребяческим бредом», порождаемым страхом смерти; еще меньше он верит в возможность возрождения тела. Он согласен признавать лишь законы природы, механические силы и факты, поддающиеся научному объяснению. Только это было способно удовлетворить его мощный интеллект. Тем не менее, позже мы увидим, что он испытывал огромные трудности, когда ему приходилось объяснять, чем наука отличается от магии, кроме того, он верил во многие вещи в науке, которые кажутся нам такими же суевериями, как и языческие верования в богов, которые он отвергал. Но, если кто-то из читателей склонен преуменьшать из-за этого интеллект Плиния, пусть он задумается о том, что Плиний высмеял бы многих современных ученых за их религиозные верования, спиритуализм и психологические теории.

Плиний не получил натуралистического образования

Необходимо, однако, оценить подготовку Плиния к научному труду, чтобы понять, насколько точной является его работа. Сам он, по-видимому, не получил необходимого обучения в области естественных наук и не имел в этом деле никакого опыта. Он пишет не как натуралист, который проводил тщательные и обширные наблюдения за явлениями природы, а как всеядный читатель, делавший многочисленные выписки из прочитанного. Таким образом, он обязан своими знаниями, в основном, книгам или слухам, хотя время от времени употребляет слова «Я знаю», вместо выражения «Говорят, что», или приводит результаты своих наблюдений и экспериментов. В целом, он неученый, а всего лишь историк науки или природы; поэтому название его книги «Естественная история» очень точно отражает ее суть. Однако возникает вопрос — получил ли он необходимое научное образование, чтобы правильно оценить сделанное учеными прошлого? Читал ли он самых лучших авторов, отмечал ли он самые ценные отрывки из их произведений, понимал ли их значение? А, может, он приводил неверные теории и опускал более правильные объяснения некоторых александрийских ученых? На эти вопросы трудно дать ответ. К чести Плиния стоит сказать, что он редко обращался к малопонятным научным теориям и описывал, в основном, простые вещества и географические объекты, то есть то, в чем был совершенно уверен. Специалистов-ученых в ту пору было очень мало, и наука находилась на ранней стадии развития и не была еще столь разветвленной, так что одному человеку было вполне под силу охватить всю область ее исследований и отдать ей должное. Плиний-младший, вероятно, был пристрастным судьей, но он охарактеризовал «Естественную историю» как «работу, замечательную обширностью своих сведений и эрудицией и не менее разнообразную, чем сама природа».

Опора Плиния на авторитеты

Надо отдать должное Плинию как компилятору. Помимо своей потрясающей трудоспособности, неувядающего интереса и, очевидно, обширной помощи со стороны жрецов, он честно приводит полный список тех авторов, работы которых он использовал, хотя и отмечает, что многие авторы переписывали книги других слово в слово, не ссылаясь на источник. Тем не менее, он всячески демонстрирует свое восхищение многими авторами, не раз подчеркивая, как тщательно и старательно люди прошлого проводили свои исследования, не оставив ничего неизученного и неопробованного — от недоступных горных вершин до корней трав. Но это не мешает ему, порой, оспаривать их выводы. Например, Гиппократ говорит, что появление желтухи на седьмой день болезни, сопровождаемой сильным жаром, говорит о приближении смерти, «но нам известно несколько примеров, когда люди выздоравливали даже после этого», добавляет Плиний. Он также ругает Софокла за его выдумки о янтаре. Нам может показаться странным, что он ожидает точных научных данных от драматурга, но Плиний, как и многие средневековые писатели, по-видимому, считал писателей знатоками науки. В другом случае он соглашается с утверждением Софокла о том, что названное им растение ядовито, хотя другие авторы это отрицали. Плиний объясняет это тем, что «авторитет столь выдающегося человека не позволяет мне верить им». Он цитирует слова Менандра о рыбах и, как и большинство древних людей, считает Гомера непререкаемым авторитетом по всем вопросам. Плиний порой цитирует труды царя Юбы Нумидийского, хотя в древние времена не было большего лжеца, чем он ^[15].

Среди прочих вещей, в работе, написанной им для Юлия Цезаря, сына Августа, он утверждал, что кит длиной 600 футов (180 м) и шириной 360 футов (108 м) вошел в одну из рек Аравии. Но где же было Плинию найти правду? Стоик Хрисипп верил в волшебную силу амулетов; трактаты, которые приписывают великим философам Демокриту и Пифагору, были полны магии, а в трудах Цицерона он прочитал о человеке, который мог видеть на расстоянии 135 миль (216 км)! Варрон писал, что, стоя на Сицилийском полуострове, этот человек мог подсчитать количество судов, выходящих из гавани Карфагена!