Сокровища и реликвии эпохи Романовых - Николай Николаев Страница 10

Каждый божий день между 16 и 17 часами к дому номер 24 по Большой Морской съезжались великие князья — посмотреть, что нового Фаберже выставил на продажу. В Зимнем, собираясь в специальном курительном закутке у Церковной лестницы, мужская половина семьи Романовых щеголяла портсигарами от придворного ювелира — высшим шиком считалось иметь каждый день разные.

Однажды в 70-х гг. XIX в. из-за шедевров Фаберже в высочайшем семействе разразился скандал: император Александр II сослал своего троюродного брата — Николая Константиновича — в Туркестан за… клептоманию. На великого князя пожаловалась его собственная мать — великая княгиня Александра Иосифовна, страстная коллекционерка творений фирмы Фаберже: мол, сын то и дело таскает у нее экспонаты. Николай Константинович — человек весьма эксцентрический и — увы! — не раз позоривший семейную честь Романовых — оправдывался тем, что хочет учиться ювелирному делу и нуждается в образцах для подражания. Он даже попросил Фаберже составить для него список необходимых инструментов. «А зачем в работе с золотом нужен тонкий кожаный ремень без пряжки?», — поинтересовался великий князь. «Без бится по рукам мастерству не научишь!» — невозмутимо пояснил Фаберже…

Карл Густавович имел все основания так говорить. В том смысле, что его самого по рукам не били, вот он толком и не выучился мастерству. Ведь ювелир, с легкой руки Романовых провозглашенный «величайшим гением современности» — по натуре своей был скорее историком, знатоком и ценителем искусства, чем истинным художником. И было время, когда к собственной ювелирной фирме Фаберже относился с неслыханным равнодушием!

Ювелирное дело в Петербурге основал его отец, Густав Петрович. Прожив в России 18 лет, Фаберже-старший вдруг решил навсегда обосноваться в Дрездене. Предполагалось, что руководить фирмой станет Карл. Но тот с легкостью перепоручил дела управляющим, а сам предпочел проводить время в реставрационных мастерских Императорского Эрмитажа. Какой-нибудь полуразвалившийся золотой гарнитур эпохи Перикла занимал Карла куда больше, чем товар собственного магазина — густо усыпанные бриллиантами броши, перстни, колье — вещицы весьма заурядные, но пользующиеся неизменным спросом у купеческих любовниц. Примечательно, что в Эрмитаже Карл трудился совершенно бесплатно. Его просто забыли оформить в штат, а сам он за 15 лет так и не удосужился напомнить. Позже умные люди заподозрили в этом хитрый ход — мол, Фаберже таким образом втирался в ближний круг царской семьи.

С ближним кругом все вышло совершенно случайно — в 1884 г. нижегородское купечество преподнесло императрице Марии Федоровне вещицу, купленную в магазине у Фаберже, и подарок понравился. Это был букетик ландышей из жемчуга и бриллиантов в миниатюрной золотой корзиночке — копия с древнего китайского оригинала, бог весть как затесавшаяся среди заурядной продукции фирмы. Так «предметные фантазии» от Фаберже вошли в моду при дворе. А сам Карл Густавович уверовал в новый жанр!

Теперь он дни напролет проводил в фирме. Давал идеи мастерам. Присматривался к подмастерьям и, заподозрив искру таланта, переводил в мастера. Отбирал лучших выпускников Центрального училища технического рисования и черчения и щедро платил им за эскизы. Ведущим ювелирам Фаберже позволял ставить на их творения личные клейма. Состарившихся служащих не гнал, платил жалованье даже 82-летнему, совсем ослепшему граверу, работавшему в фирме с 25 лет. И — о чудо! — никто никогда не уходил от Фаберже, чтобы открыть собственное дело, а ведь могли бы — мастера-то подобрались экстра-класса!

Так что же, кроме руководства (сегодня сказали бы «менеджмента»), Фаберже делал сам, своими руками? Только две вещи. Во-первых, разбивал специальным молоточком, который постоянно носил с собой, любое изделие, если оно ему не нравилось, — цена здесь не имела значения! И, во вторых, — в том случае, если изделие нравилось — торжественно ставил его на ладонь и обходил всех служащих мастерской — рисовальщиков, ювелиров, златокузнецов, камнерезов и эмальеров — со словами: «Посмотрите на эту замечательную вещь, она закончена!»

Это могло быть что угодно — инкрустированный рубинами портсигар за 30 тыс., яшмовая ручка для зонтика за 3 рубля или «предметная фантазия»: букет цветов с эмалевыми лепестками, бриллиантовыми тычинками и нефритовыми листочками в вазе с «водой» из горного хрусталя, обсидиановый тюлень, носорог из серой яшмы, человеческие фигурки «Камер-казак Кудинов», «Певица Варя Панина», «Дворник»… Когда в Петербурге широкое распространение получило фотодело, Фаберже стал выпускать рамки для фотографий. Появилось электричество — дверные звонки. Одному журналисту Карл Густавович объяснял: «Есть люди, которым давно надоели бриллианты и жемчуг. Иногда и не удобно дарить драгоценность, а такая вещица подходит. У меня может купить каждый, ведь есть совсем недорогие предметы!» С легкостью истинного художника Фаберже уравнял в правах драгоценные камни с полудрагоценными, бриллианты со стеклом, фарфором, костью, эмалью. «Если сравнивать с моим делом такие фирмы, как Тиффани, Бушерон, Картье, то у них, вероятно, драгоценностей больше, чем у меня, — сказано в том же интервью. — У них можно найти готовое колье в полтора миллиона рублей. Но ведь это торговцы, а не ювелиры-художники!»

Что же касается гордости и вершины творчества фирмы Фаберже — серии ювелирных пасхальных яиц для императорской семьи, то, по легенде, создание первого экземпляра связано с убийством Александра И. Мол, императрица Мария Федоровна, жена Александра III, была слишком потрясена видом истекающего кровью свекра, когда того принесли умирать в Зимний дворец. Вот новый император и задумался, каким бы занятным подарком хоть на время отвлечь супругу от тяжких дум. А тут как раз приближалась Святая Пасха, и ювелир Фаберже вызвался изготовить пасхальный сюрприз, достойный императрицы…

Но, как известно, народовольцы убили Александра II в 1881 г., а первое яйцо для императрицы было заказано к Пасхе в 1885 г. Впрочем, православная Пасха с ее обычаем христосоваться для титулованных особ и сама по себе — нелегкое испытание. Однажды император записал в дневнике, что обменялся пасхальными поцелуями с 280 лицами во время ночной церковной службы, а в пасхальное утро — с 730 военными. На долю царицы едва ли приходилось меньше. А если учесть, что Мария Федоровна в недавнем прошлом называлась датской принцессой Догмарой и с детства к русским обычаям приучена не была, то ей оставалось только посочувствовать. Ну или поддержать приличествующее Светлому Празднику настроение каким-нибудь милым и занимательным сюрпризом.

Заказав для императрицы пасхальный сувенир у Фаберже, государь не высказал никаких конкретных пожеланий. Любой другой ювелир принялся бы за колье, диадему или гарнитур.

Возможно даже, что футляр был бы выполнен в форме яйца, скажем, из живых ландышей, а то и просто из искусно сплетенной соломы — так пасхальные подарки оформляли и задолго до Фаберже. Подарок выходил и в меру символическим, и практичным. Сувенир же, доставленный в Зимний дворец Карлом Густавовичем, не имел никакого практического применения: десятисантиметровое яичко, снаружи белое (эмалевое), изнутри, как и полагается, желтое (золотое), в нем сидит на яйцах золотая курочка с глазами из рубинов и бриллиантовым гребнем.