История Карла XII, короля Швеции - Вольтер Страница 10

Сигналом к сему послужили две ракеты и немецкий пароль: «С помощью Божией». Один из генералов представил королю всю опасность сего предприятия; «Как! — ответствовал ему король. — Вы сомневаетесь, что с моими восемью тысячами храбрецов я разобью восемьдесят тысяч московитов?» Через минуту, опасаясь, как бы слова его не показались чистым бахвальством, он сам побежал за этим генералом и спросил его: «Вы не согласны со мной? Разве нет у меня двух преимуществ: во-первых, их кавалерия не способна к бою, и второе — благодаря сжатости места, большое количество войска будет только помехой. А посему я действительно сильнее их». Генерал не решился возражать, и в полдень 30 ноября 1700 г. начался штурм московитского лагеря.

Как только пушки пробили брешь в ретраншементе, шведы бросились в штыковую атаку. В спину им била снежная пурга, слепившая неприятеля, который в течение получаса давал убивать себя, не выходя за скаты рвов. Король атаковал правый фланг лагеря, где была главная квартира царя, поелику не знал, что Петр самолично отправился за сорокатысячным подкреплением, каковое и должно было подойти через непродолжительное время. При первых же залпах неприятельских мушкетов пуля настигла самого Карла, к счастию уже выдохшаяся и посему застрявшая в складках его шарфа, и для него не воспоследовало никакого вреда. Под ним была убита лошадь. Господин Спарре рассказывал мне, что король, легко перепрыгнув на другую, сказал: «Они не забывают доставлять мне упражнения» и продолжал все с тем же присутствием духа отдавать приказания. Через три часа шведы со всех сторон ворвались в ретраншементы. Король преследовал правый фланг неприятеля до реки Наровы своим левым крылом, ежели так можно назвать четыре тысячи человек, гнавших почти сорокатысячного противника. Под беглецами проломился мост, и река мгновенно наполнилась мертвыми телами. Оставшиеся в живых в отчаянии возвратились к своему лагерю, даже не разумея, куда они бегут, и, оставив надежду на спасение, еще продолжали обороняться. Наконец генералы Долгоруков и Головин положили оружие к ногам короля, и как раз в сей момент явился главнокомандующий герцог де Кроа и сдался вместе с тридцатью офицерами.

Карл принял всех сих знатных пленников с таковою же обходительностию, как ежели давал бы в их честь празднество при своем дворе. Все офицеры и солдаты были разоружены, и им предоставили лодки, чтобы могли они переправиться через реку и возвратиться восвояси. Приближалась ночь, но правый фланг московитов еще держался. Шведы потеряли не более шестисот человек, неприятель — в одних только ретраншементах восемнадцать тысяч и большое количество утонувшими в реке ^[13]. Однако в лагере оставалось еще достаточно солдат, чтобы перебить всех шведов.

Но баталии проигрываются не числом убитых, а малодушием оставшихся в живых. Король воспользовался последним светом дня, чтобы захватить вражескую артиллерию, и занял весьма удобную позицию между лагерем и городом. Там он и проспал несколько часов прямо на земле, укрывшись плащом, в ожидании рассвета, когда можно будет вновь обрушиться на левый фланг неприятеля, который не был еще окончательно выбит из ретраншемента. В два часа дня командовавший этим флангом генерал Вейде, узнав о благосклонном приеме королем других московитских генералов, послал просить о таковой же милости и для себя. Победитель ответствовал, что надобно лишь приблизиться со своим войском и положить пред его особою знамена и оружие. И вскоре генерал сей явился во главе тридцати тысяч московитов, шедших с обнаженными головами перед строем менее чем семи тысяч шведов. Приближаясь к королю, солдаты бросали оземь ружья и шпаги, офицеры складывали к его ногам флаги и знамена. Карл велел отправить все это множество людей обратно на другой берег и не оставил в плену ни единого солдата, ибо иначе число сдавшихся впятеро превзошло бы победителей.

Король торжественно вступил в Нарву, сопровождаемый герцогом де Кроа и другими московитскими генералами. Всем им он возвратил шпаги и, зная, что у них совсем не было денег, а нарвские торговцы не желали давать им кредита, послал тысячу дукатов герцогу и по пятьсот всем остальным. Они же не могли не восхититься таковым, совершенно неожиданным для них обращением. Сразу же была составлена реляция о свершившейся победе для отправления в Стокгольм и к союзным державам, однако король собственноручно вычеркнул все, слишком лестное для его особы и позорящее царя. Тем не менее в столице было выбито несколько медалей в увековечение монарших подвигов, и среди них одна, изображавшая Карла на пьедестале с прикованными к нему московитом, датчанином и поляком; на другой ее стороне был Геркулес при палице, попиравший Цербера, и надпись: «Tres uno contudit ictu» ^{[14] [15]}.

Среди взятых под Нарвою пленников оказался один, являвший собой яркое свидетельство превратностей человеческого счастия — речь идет о наследнике грузинской короны, царевиче Арчиле" ^[14]. Отец его, царь и владыка прекраснейшей части сей страны, расположенной между Араратскими горами и восточным берегом Черного моря, в 1688 г. был изгнан из своего княжества собственными подданными и предпочел искать милости московитского императора, нежели покориться туркам. Девятнадцатилетний сын сего князя пожелал сопровождать Петра Великого на войну со шведами и был захвачен финскими солдатами, кои, ограбив его, намеревались убить. Граф Реншильд спас ему жизнь, дал одежду и представил своему повелителю. Карл отправил царевича в Стокгольм, где сей несчастный и скончался через несколько лет. При виде его король громко сказал своим офицерам такие слова о необычайной судьбе азиатского принца, родившегося у подножия гор Кавказских и обреченного теперь быть пленником среди льдов и снегов Швеции: «Сие похоже на то, как если бы мне пришлось когда-нибудь стать узником крымских татар». Эти слова не произвели тогда никакого впечатления, но впоследствии оказались они пророческими, и он должен был часто вспоминать о них.

Царь с сорокатысячной армией шел форсированным Маршем, надеясь окружить неприятеля со всех сторон. На половине дороги уведомился он о Нарвской баталии и взятии своего лагеря и принужден был оставить намерение напасть со своим необстрелянным и недисциплинированным войском на победителя, разбившего восемьдесят тысяч, засевших в ретраншементах. Петр повернул назад, дабы продолжать обучение армии и приведение подданных своих в цивилизованное состояние. «Я разумею, — говорил он, — что шведы еще долго будут побивать нас, но в конце концов научат все-таки, как одерживать над ними верх». После известия о Нарвской баталии в Москве все были в страшном смятении и отчаянии. По своей гордыне и невежеству народ сей почитал себя побежденным некой сверхчеловеческой силой, а самих шведов именовал не иначе как злыми чародеями. Мнение сие было столь всеобщим, что повелели даже читать в церквах нарочитую молитву покровителю Московии Св. Николаю.