Моисей - Петр Люкимсон Страница 10

— Настало для тебя время проникнуть в мистерии Изиды и Озириса, — сказала она. — В течение долгого времени я не увижу тебя, мой сын. Но не забывай никогда, что в тебе — кровь фараонов и что я — твоя мать... Если ты захочешь, со временем все это будет принадлежать тебе.

Говоря это, она указала на окружающие обелиски, дворцы и весь видимый горизонт.

Улыбка презрения скользнула по лицу Хозарсифа, в обыкновенное время неподвижному, как лик, вылитый из бронзы.

— Ты хочешь, — сказал он, — чтобы я властвовал над этим народом, поклоняющимся богам с головою шакала, ибиса и гиены? От всех этих идолов что сохранится через несколько веков?!

И Хозарсиф, наклонившись, поднял пригоршню песка. И пропуская его между тонкими пальцами перед своей удивленной матерью, сказал: "Вот что останется от них"...» Отставим пока в сторону вопрос о том, кем был Моисей по происхождению — евреем или египтянином. Чрезвычайно показательно то, что и в египетской, и в еврейской версии уже в юности он предстает человеком, не верящим в языческие культы Египта, презирающим их и исповедующим идею единого Бога.

Шюре был убежден, что Моисей вынес эту идею из тайных книг египетских жрецов, содержавших их самые сокровенные знания, в том числе и о том, что всем миром правит только один Бог, а также укрепился в ней в результате долгих размышлений. Многие историки, а вслед за ними и 3. Фрейд видят в Моисее египетского жреца или знатного вельможу, который стал исповедовать монотеизм вслед за фараоном-еретиком Эхнатоном. Однако еврейские предания дают самое простое объяснение, почему Моисей изначально был монотеистом: он впитал знание о едином Боге в доме своей матери, в котором рос до двух лет и в котором часто бывал в детские и юношеские годы. Восприняв еврейские представления о Боге как о Творце неба и земли, не имеющего образа, доступного восприятию и воображению человека, Моисей уже не мог относиться к религии египтян иначе чем с иронией — как к наивным детским сказкам. Во всяком случае, когда Бог явится ему из Неопалимой купины и представится как «Всесильный Бог отца твоего, Всесильный Бог Авраама, Всесильный Бог Исаака и Всесильный Бог Иакова», Моисей будет точно знать, с Кем он имеет дело.

В еврейских устных преданиях после скандального происшествия с диадемой фараона мы вновь встречаем Моисея уже семнадцатилетним статным и необычайно высоким юношей. Мидраш утверждает, что Моисей был настолько высок ростом, что когда он стоял рядом с троном фараона, последний казался карликом. Правда, комментаторы тут же спешат добавить, что в данном случае речь идет о духовной, а не о физической разнице в росте. Однако, как мы потом увидим, сами события жизни Моисея невольно свидетельствуют о том, что он был хорошо сложен, значительно выше среднего роста людей своего времени (следует учесть, что человек ростом 175 сантиметров для египтян и евреев той эпохи уже был очень высоким, а если рост превышал 185 сантиметров, человек казался им гигантом) и отличался необычайной физической силой.

При этом в свои семнадцать лет Моисей предстает важным вельможей, играющим весьма значительную роль при дворе фараона. Это выглядит тем более обоснованно, что в Древнем Египте, по меньшей мере, в период Древнего царства, дочь фараона занимала в дворцовой иерархии даже более высокое положение, чем его сын. Наследование трона у египтян и, как мы увидим ниже, у древних кушитов, то есть у эфиопов, велось по так называемому матрилинеальному принципу: наследником, как правило становился не сын фараона, а зять — муж его дочери Соответственно, приемный или родной сын дочери фараона был принцем в самом прямом смысле слова.

Однако вне сомнения, высокому положению Моисея при дворе способствовали и его рано проявившиеся выдающиеся способности в самых различных областях. Несмотря на юный возраст, фараон поручает Моисею возглавить армию, призванную отбить нашествие на Египет африканских племен — и тот блестяще справляется с порученным ему заданием, обойдя противника с тыла и нанеся ему сокрушительный удар.

В качестве хитроумного царедворца он искусно расправляется со своими недоброжелателями из ближайшего окружения фараона и, наконец, бросает вызов самому первому советнику фараона, страстному ненавистнику евреев и своему давнему личному врагу Валааму. Когда до Валаама дошло, что приемный сын принцессы убедил фараона казнить его, он бежал в страну, которую древние египтяне, а вслед за ними и евреи называли Куш и которая, по мнению большинства историков, располагалась на территории нынешней Эфиопии.

Валаам, повествует мидраш далее, явился в Куш в тот момент, когда царь этой страны Кукинос вместе со своей армией находился в очередном военном походе. Воспользовавшись этим обстоятельством, Валаам вступил в сговор с кушитскими жрецами и узурпировал трон Кукиноса.

Тем временем фараон назначил Моисея наместником сразу нескольких провинций страны, включая провинцию Гесем. И юный царедворец тут же поспешил использовать это назначение для того, чтобы хоть как-то облегчить участь своих братьев-евреев. Явившись на прием к фараону, Моисей заявил, что придумал, каким образом увеличить производительность труда еврейских рабов.

— Они будут трудиться куда лучше, если дать им один день отдыха в неделю, — так, если верить сказаниям, начал свою речь юный Моисей, и в итоге убедил владыку Египта согласиться с его предложением. Сразу после этого он объявил, что отныне евреи будут отдыхать каждую субботу, и вряд ли нужно говорить о том, с каким ликованием встретили эту весть потомки Авраама, Исаака и Иакова. В возвращении им завещанного праотцами субботнего отдыха они усмотрели приближение времени полного освобождения от рабства.

Изо дня в день Моисей объезжал вверенную ему провинцию Гесем и, стиснув зубы, смотрел на страдания своего народа. В один из таких дней, в легкой колеснице, без всякой свиты восемнадцатилетний наместник направлялся к дому своих родителей Амрама и Йохевед, как вдруг дорогу ему перебежал окровавленный еврей, за которым гнался надсмотрщик-египтянин. Пробежав еще несколько метров, еврей упал, и подоспевший надсмотрщик начал добивать его бичом.

Зрелище избиваемого бичом лежащего на земле беззащитного еврея заставило Моисея вздрогнуть — он вдруг и, возможно, далеко не в первый раз понял, что сложись его судьба чуть по-другому, и он вполне мог бы оказаться на месте этого еврея. И вслед за острым чувством жалости его захлестнул гнев.

— Именем фараона! — крикнул Моисей, спрыгивая с колесницы. — Именем фараона приказываю тебе остановиться.

Египтянин оглянулся. Но, увидев перед собой одинокого юнца без всяких знаков власти, только усмехнулся и продолжил избиение. И тогда Моисей выхватил бич и одним ударом переломил надсмотрщику позвоночник — такая картина невольно возникает у читателя, пробегающего глазами по страницам Пятикнижия.

Однако если внимательно вчитаться в текст, то легко заметить, что Моисей отнюдь не совершил это убийство в приступе слепой ярости — нет, картина произошедшего явно была несколько иной. «И посмотрел он туда и сюда, и увидел, что нет никого, и поразил египтянина и скрыл труп его в песке» (Исх. 2:12), — говорится в тексте, и из него следует, что Моисей перед тем, как совершить свое преступление, по меньшей мере, посмотрел по сторонам. Лишь убедившись, что его никто не видит, он убил надсмотрщика и затем поспешил скрыть следы своего преступления, следовательно, в момент убийства он, судя по всему, вполне владел собой.