Цусимский бой - Георгий Александровский Страница 10

Бой разгорался, когда «Орел» смог открыть огонь после небольшой задержки, вызванной вступлением корабля в кильватерный строй всей русской эскадры. Содрогая воздух, с тяжелым грохотом стреляли крупные орудия. Резким сотрясением и гулом отдавались эти выстрелы во внутренних помещениях корабля. В интервалах между залпами тяжелых орудий грохотали на несколько более высокой ноте и с меньшими паузами шестидюймовые орудия. Трехдюймовые пушки отрывисто гавкали, напоминая визгливый лай собак по сравнению с грозным рыком разъяренных львов и тигров, к которому можно приравнять стрельбу из тяжелых орудий.

Менее резко звучали выстрелы соседних кораблей. Издали доносило приглушенные звуки залпов противника. Над морем стоял непрерывный гул, как будто небесные молнии решили показать еще невиданную силу и раскаты грома не утихали ни на секунду. Бесконечное число летящих снарядов прорезало воздух, оставляя за собой порывистое дыхание разреженного воздуха и зловещий дребезжащий рев, быстро нараставший и медленно затухавший. При разрывах вблизи этот рев обрывался оглушительным треском, как будто разрывались гигантские хлопушки.

Над поверхностью моря чередовались полосы дыма и тумана. Сильный ветер рвал эти полосы, и в прорывах между ними серые неприятельские корабли смутно выделялись на таком же темном и даже черном небосклоне. Неясные силуэты вражеских кораблей, стреляя, покрывались ожерельем вспышек. Как бешенные апокалиптические звери, они посылали в сторону русского флота пучки молний и град снарядов, вплоть до двадцатипятипудовых.

Японские снаряды подымали вокруг русских кораблей высокие столбы воды, перемешанные с красным пламенем и черно-бурым дымом. В противоположность русским снарядам, они разрывались при падении в воду и обсыпали палубы наших судов бесчисленным количеством осколков. Русские же снаряды только взметали всплески воды и, не разрываясь, тонули в море. Их эффект при падении в воду рядом с вражеским кораблем был только психологический.

Тем не менее длинная колонна русских кораблей также энергично отвечала, как стреляли японцы. Но было сразу заметно, что наши корабли опоясывались облаками дыма при залпах из своих орудий спустя более продолжительные интервалы времени, чем японские броненосцы и броненосные крейсера. Преимущество в скорострельности орудий было, бесспорно, на стороне противника.

Первые минуты боя «Орел» стрелял безнаказанно, как на смотру, так как стрельба неприятельских кораблей, согласно сигналу адмирала Того, сосредоточилась на «Суворове» и на «Ослябе». Но затем вокруг «Орла» начало увеличиваться количество всплесков от снарядов. Это уже не были случайные снаряды, предназначенные для заднего мателота «Осляби», и которые заносило на соседний «Орел». Время от времени неприятельская линия переносила огонь на другие корабли, когда дым от пожаров, возникших на русских флагманских кораблях, мешал наводке по ним.

«Орел» стрелял из своих орудий тяжелого и среднего калибра, расположенных в башнях. Трехдюймовые орудия, расположенные вдоль борта в казематах, молчали, так как расстояние до японских кораблей было больше тридцати кабельтовых, каковая дистанция была предельной для пушек этого калибра. Но во время боя обе эскадры медленно сближались. Настала очередь заговорить и трехдюймовым орудиям «Орла». Артиллерия «Орла» в это время стреляла по броненосцу «Шикишима», шедшему вторым в строю японской колонны.

Но в тот момент, когда раздался залп из всех шести трехдюймовых орудий левого борта, его звук потонул в детонации, произведенной первым попаданием тяжелого неприятельского снаряда в «Орел». В казематах трехдюймовых орудий с потолка начала спускаться густая черная туча, которая медленно осаждалась на всех предметах, находившихся в казематах, покрывая их толстым слоем угольной пыли. Во время долгого похода эскадры адмирала Рожественского из Балтийского моря на Дальний Восток эти казематы были использованы как дополнительные склады угля. Благодаря этому мероприятию оказалось возможным делать длительные переходы, на которые не были рассчитаны корабли, и реже грузиться углем на море. Но то, что было хорошо, чтобы преодолеть тяжести легендарного похода, оказалось плохим в бою. Перед боем казематы были разгружены от угля. Но как команда тщательно ни убирала, ни чистила, ни мыла казематы, никакие струи воды и ни одна швабра не могли добраться до мельчайшей угольной пыли, залезшей в узкие щели между балками и листами железа. Только неприятельские тяжелые снаряды производили столь основательное сотрясение корпуса судна, что эту пыль выбивало из щелей и ее мельчайшие частицы носились в воздухе, как плотный туман.

За первым попаданием последовали дальнейшие. При каждом из них подымалась новая туча пыли, и по мере того, как попадания участились, казематы погрузились в темноту, среди которой электрические лампочки превращались в едва заметные бледные пятна, а ослепительные оранжево-зеленые вспышки, сопровождавшие выстрелы собственных орудий, превращались в тусклые проблески отдаленного света.

Вскоре к туману угольной пыли прибавился едкий дым от пожаров, возникших от неприятельских попаданий в небронированные отсеки, хотя трехдюймовая броня, прикрывавшая казематы, прекрасно выдерживала прямые попадания японских фугасных снарядов.

Однако наводка из трехдюймовых орудий сделалась очень затруднительной. Угольная пыль запорошила все оптические приборы. Цифры на циферблатах и в таблицах стрельбы стали трудноразбираемыми. Наблюдения за небольшими всплесками трехдюймовых снарядов среди огромных фонтанов воды, которые подымали вокруг вражеских кораблей тяжелые снаряды, и на крупной зыби, покрывавшей море, было очень трудно производить. Меткость стрельбы должна была ухудшиться. Но наводка была облегчена уменьшением дистанции боя до 20 кабельтовых с небольшим.

Снаряды, разорвавшиеся на шканцах, произвели большие разрушения, но первым попаданием был контужен и легко ранен только кок, стоявший на трапе для оказания помощи при переноске раненых. Первую перевязку получил он, не принимавший прямого участия в бою. Это вызвало веселость.

Тем временем количество всплесков вокруг «Орла» росло, и, кроме урона от прямых попаданий, на палубу броненосца начало сыпаться все больше и больше осколков. Число серьезно раненных из находившихся на верхней палубе дальномерщиков, сигнальщиков, комендоров и горнистов увеличивалось в геометрической прогрессии.

При виде разрушений, производимых прямыми попаданиями и осколками, и наблюдая впервые, как люди корчились в предсмертных муках, или как струйка алой крови тянулась вслед за уносимыми на носилках ранеными, команда броненосца, еще не обстрелянная, сначала поддалась некоторому оцепенению. Лик войны был ужасен.

Но когда молодые матросы слышали бодрые напоминания офицеров или шутливо-грубоватые окрики своих товарищей, обладавших более крепкими нервами, оцепенение проходило, и люди работали, как автоматы, не замечая, что смерть чем дальше, тем больше косила обильную жатву в их кругу, и оставались безразличными к собственным ранениям и причиненной ими боли.

Так же, как на «Суворове», и на «Орле» первыми жертвами боя среди офицерского состава были молодые мичмана, едва успевшие попасть на уходящие на Дальний Восток корабли после окончания Морского корпуса. На «Орле» им был князь Язон Константинович Туманов, как раз командовавший батареей трехдюймовых орудий в описанном нами каземате. Первым попаданием в открытые порта этого каземата было выведено из строя одно орудие, убито несколько матросов и тяжело ранен в спину только что отходивший от этого орудия Туманов, вскоре потерявший сознание.