Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ - Андрей Бронников Страница 10

Первым был тренажер Ан-2, который представлял собой металлический каркас размером с этот самолет и высотой примерно пять метров. Мы разместились внутри на сиденьях с макетами парашютов на плечах, прицепили роликовые каретки к металлической направляющей. Затем прозвучали команды «приготовиться», «пошел» – и «выброска» началась.

Мне было очень страшно, но иного варианта не было. Я оттолкнулся и сиганул вниз с пятиметровой высоты. Легче всего, как оказалось, правильно сгруппироваться – я просто сжался от страха, а это и было нужное положение. После приземления адреналин ударил в голову. В расположение мы возвращались в приподнятом настроении – эйфория овладела каждым из нас.

Через пару занятий мы уже привыкли, и адреналин перестал бередить сердца юных «парашютистов», а тут как раз подошло время тренировок на тросовой горке.

Те же макеты парашютов, та же роликовая каретка, только высота уже стала иной – примерно четвертого этажа. Вновь прыжок, эйфория победы над собой и приподнятое настроение.

Так постепенно возникала потребность в острых ощущениях, получить которые оказалось достаточно легко – надо было только преодолеть свой страх. Может, эта зависимость у людей несведущих называется отвагой?

Впоследствии такие занятия превратились для нас в развлечения. В училище на парашютном городке имелась такая тросовая горка, и в свободное время курсанты бегали туда кататься. Макетов парашютов с карабинами, разумеется, не выдавалось, а тросовая горка была устроена таким образом, что когда один курсант катился вниз, вторая свободная каретка поднималась наверх, но иногда не доезжала до конца. Поэтому, чтобы ухватиться за нее, приходилось чуть прыгнуть в пустоту и потом мчаться вниз. От такого акробатического номера на высоте четырехэтажного дома захватывало дух.

Развлечение закончилось в одночасье, когда курсант седьмой роты не сумел надежно схватиться за плечи каретки, сорвался и упал. К его счастью, прежде чем рухнуть вниз, он успел преодолеть часть пути, и высота стала меньше. Однако он сильно повредил позвоночник, был комиссован и уехал домой прямо из госпиталя инвалидом. Опасные шалости были прекращены, но только лишь потому, что каретки стали пристегивать замками.

Тем временем занятия продолжались, и однажды после тридцатиминутного свободного времени Будилов построил нас, и мы вновь отправились на воздушно-десантный городок. Сейчас предстоял первый и, как оказалось, последний прыжок с парашютной вышки. Настроение у всех было приподнятое, кроме одного человека – Коли Нечипоренко.

Занятия по ТСП в Луковском лесу. Стоят (слева направо) Грузд, Дорохов, Кожмяков, Бронников, Нечипоренко, Галаев. Сидят Евтушенко (слева), Лавров С.

«Дед Нечипор» вполне оправдывал свое прозвище. Долговязый и нескладный, с пышными отвислыми усами, он выглядел гораздо старше своего возраста, а еще боялся прыжков, но это был не тот страх, что присущ каждому. Это было нечто иное, леденящее и парализующее волю. «Дед», как мог, боролся с собой, борьба эта продолжалась почти два года и, в конце концов, закончилась поражением Нечипора – он написал рапорт и уволился. Когда он уходил, нам всем было грустно с ним расставаться.

В конце второго курса многие ушли. Ушел Вадик Курашов, Леша Вечеслов, Саша Кошелев… Дело в том, что эти годы обучения шли в зачет воинской службы и после отчисления курсант мог отправиться не в войска, а прямо домой. К тому же увольнение с третьего и четвертого курсов передавалось в ведомство ГРУ и могло случиться только по решению «директора» спецназа, а это происходило крайне редко.

Во время каждого расставания легкая зависть на мгновение охватывала наши сердца, но почти сразу мы вновь возвращались к своей реальности, уже ничуть не сожалея об этом. Расположение 9-й роты было нашим домом, друзья – братьями, учеба и служба – нашей жизнью.

Погода стояла пасмурная, ветреная, но теплая. Пятый взвод недружно хромал по асфальтированной дороге. Многие, в том числе и ваш покорный слуга, натерли ноги и теперь, припадая кто на левую, кто на правую, а кто и на обе ноги, с энтузиазмом двигались по направлению к парашютной вышке.

Единственный раз за всю воинскую службу я натер мозоль, больше такого не случалось, но зато очень сильно. Рана там, в сапоге, кровоточила, но это не могло помешать малому посвящению в десантники. Кстати сказать, это не служило поводом к освобождению от зарядки и вечернего кросса.

Единственной привилегией являлся отдых во время ожидания перевязки, а еще в виде исключения можно было обуть больную ногу в тапок. В санчасти удавалось даже вздремнуть, ибо таких подраненных собственной бестолковостью было много.

Тем временем подошла моя очередь, и я начал подниматься по ступеням с одной площадки на другую и наконец оказался наверху. Высота пятого этажа повергла меня в ужас, и я стал смотреть вдаль. Оказалось, это еще страшнее, чем разглядывать своих однокашников внизу.

Наверняка высоту каждый воспринимает по-своему, но я и сейчас боюсь такого, относительно небольшого, в десятки метров от земли, расстояния. Впереди два командира отделения застегивали подвесную систему на предыдущем курсанте, а Миша Будилов стоял возле хлипкого ограждения и равнодушно посматривал вниз.

Прозвучала команда «пошел», мой однокашник исчез, и загрохотала тросовая система. Я продолжал стоять, вцепившись в металлическую балку. Будилов сказал мне что-то строгое, и тут я в ответ выдал гениальную по своей глупости фразу: «Когда мне что-то приказывают, у меня возникает чувство противоречия». Михаил сначала оторопел, а потом принялся громко хохотать. Не знаю, чем бы закончилась эта сцена, но в этот момент купол поднялся наверх и Саня Зайков притянул длинным фалом подвесную систему.

Дул сильный ветер, однако парашют находился с подветренной стороны, и это позволяло совершать прыжки. Пока на мне застегивали подвесную систему, я думал исключительно о том, как я смогу преодолеть себя и прыгнуть, но это оказалось излишним. Как только Будилов убрал тросик ограждения, сержанты отпустили лямки, и меня тут же стащило вниз куполом, который, как парус, был наполнен сильным ветром.

Снизу мои друзья заорали: «Ноги держи!» Полет длился секунды, и единственное, что я успел сделать, так это свести стопы вместе, и тут же упал на землю. Забыв про мозоль, тут же вскочил. Мне захотелось обратно – снова прыгнуть и снова получить горячую адреналиновую волну, но, увы, второго захода не предполагалось, и я поплелся в санчасть на перевязку.

Радостный, я шагал, прихлопывая больной ногой по асфальту, и улыбался. Сердобольный офицер, встретившийся мне по пути, спросил:

– Что, ногу подвернул на вышке?

– Никак нет! – ответил я и гордо добавил: – Мозоль натер!

В санчасти было тихо, чисто и уютно. После тридцатиминутного ожидания (а лучше бы подольше) я вошел в перевязочный кабинет и сел на топчан. Солдат-медик привычно обработал мне рану шипящей перекисью водорода и начал перевязку. Я как зачарованный смотрел на стол напротив меня. Там врач осматривал руку курсанта-выпускника инженерного факультета, а точнее культю, без кисти.