Оружие победы и НКВД. Советские конструкторы в тисках репрессий - Александр Помогайбо Страница 10

Известный конструктор советских орудий Василий Гаврилович Грабин написал книгу воспоминании. Это большой том с описанием пути, пройденного этим выдающимся конструктором артиллерийских вооружений в 1930-х — начале 1940-х годов. Но книга интересна не только этим. Книга раскрывает много секретов конструкторской «кухни» одного из самых именитых конструкторских бюро страны. Несомненно, она была бы отличным подспорьем для студентов, инженеров и конструкторов. В книге упоминаются имена, которые были забыты. И, наконец, книга просто увлекательно читается и интересна сама по себе.

Но...

Удивительное дело — книга столь выдающихся достоинств пролежала без движения пятнадцать лет. Ее изданию всячески противодействовали, а после публикации ее сокращенного варианта — даже, скорее, отрывков — поднялась такая волна недовольства, что от конструктора потребовали кардинально переработать книгу. Но и после переработки, несмотря на поддержку многих известных людей, воспоминания Грабина так и не увидели свет. Еще одну доработку Грабин делать отказался: «Я писал не для денег и славы. Я писал, чтобы сохранить наш общий опыт для будущего.

Моя работа сделана, она будет храниться в Центральном архиве министерства обороны и ждать своего часа».

Полный вариант, под которым В.Г. Грабин поставил свою подпись, вышел в свет только в 1989 году. Когда я читал эту книгу в первый раз, я не мог понять, почему на пути книги встали столь мощные силы. Понял я это гораздо позже.

Среди фотографий книги Грабина есть одна весьма любопытная. На ней изображена огромная гаубица на гусеничном шасси. Подпись под гаубицей гласит: «203-миллиметровая гаубица Б-4 образца 1930 года (спроектирована КБ под руководством Магдасиева)». Появление этой гаубицы в воспоминаниях Грабина довольно странно, поскольку никакого отношения к грабинским орудиям данная гаубица не имела. Мало того — фамилию Магдасиева я, как ни искал, нигде в справочниках не находил. Это было уже совершеннейшей загадкой.

Тем не менее со временем загадку разрешить удалось. Начал проектировать гаубицу Ф.Ф. Лендер, один из создателей знаменитой «76-мм зенитной пушки Лендера». После смерти Ф.Ф. Лендера работы продолжил А.Г. Гаврилов. Рабочие чертежи качающейся части гаубицы были разработаны в КБ Арткома, а рабочие чертежи станка лафета на гусеничном ходу — в КБ завода «Большевик», которым-то и руководил Магдасиев. Он же прошел через все трудности с освоением гаубицы в производстве.

Грабин вспоминал о нем в своей книге следующим образом:

«Магдасиев — высокоэрудированный и культурный конструктор. КБ, которым он руководил, было в то время самым мощным и грамотным во всей системе артиллерийских заводов. Оно создало несколько первоклассных морских и береговых орудий и, кроме того, восьмидюймовую гаубицу Б-4, которая отличалась высокой кучностью боя. Во время Великой Отечественной войны эта гаубица сыграла свою заметную роль. Впоследствии ее лафет был использован для ствола 152-миллиметровой дальнобойной пушки, а затем — для 280-миллиметровой мощной мортиры. Все эти три орудия очень пригодились Советской Армии в борьбе с фашистской Германией».

Однако Магдасиев занимался не одними лишь орудиями.

Как известно, первым советским танком был «Борец за свободу товарищ Ленин». Прототипом для него послужил французский легкий танк «Рено» РТ-17. В марте 1919-го этот танк достался в качестве трофеев при разгроме Деникина. Машину отправили в Москву в качестве подарка В.И. Ленину. Ознакомившись с машиной, Ленин отдал распоряжение наладить выпуск советских танков на основе французского.

И эти танки были созданы на заводе «Красное Сормово». Сохранилась фотография того времени — коллектив создателей стоит перед танком «М» (или «КС» — «Красное Сормово»; также он назывался, «Русский Рено»), Один из людей на этой фотографии — Магдасиев.

«Русских Рено» было собрано немного; на большее тогда у республики не хватало сил. Крупносерийное производство началось с танка, который был принят на вооружение значительно позже — 6 июля 1927 года. Прототипом для этого танка послужил итальянский «Фиат-3000». В проектировании приняли участие И. Магдасиев (ходовая часть), А. Микулин (двигательная установка) и В. Заславский (трансмиссия). Т-16 требуемых характеристик не показал, и его передали в учебную часть. Поставив улучшенный двигатель, удлинив танк и установив новые пружины подвески, конструкторы создали Т-18. Именно он и стал первым массовым танком, после принятия на вооружение под названием «МС-1», «малый сопровождения-1».

А теперь вернемся к воспоминаниям Грабина, где он описывает очень для него важный 1935 год. 14 июня на полигоне должен был проводиться смотр артиллерийских систем при участии высших лиц государства. В этом смотре участвовали и 76,2-миллиметровая пушка Грабина, и 203-мм гаубица Магдасиева.

«Наконец пришли к последнему орудию большой мощности. Докладывал начальник КБ Магдасиев. Он был краток. Орудие произвело благоприятное впечатление. Сталин поговорил с рабочими завода, среди которых были и пожилые, и молодежь. Поинтересовался, как старшие передают свой опыт молодым и как молодые его воспринимают. В конце беседы сказал:

— Хорошо, что вы дружно работаете. Всякая, даже маленькая драчка пагубно отражается на деле».

Но так Грабин пишет в начале своих воспоминаний. Но наступает 1937-й, и далее Грабин пишет уже другое.

«После смерти Григория Константиновича Орджоникидзе Народный комиссариат тяжелой промышленности разделили на несколько наркоматов.

В числе вновь созданных наркоматов был и Народный комиссариат оборонной промышленности, которому подчинялся теперь наш завод. Наркомом был назначен Рухимович. Я решил обратиться прямо к наркому, которого, кстати, еще ни разу не видел.

Много всяких мыслей осаждало меня, пока я сидел в приемной. К счастью, ждать пришлось недолго, секретарь вскоре пригласила войти. Я вошел и представился. Не помню, ответил ли нарком на мое приветствие. Помню, он сказал отрывисто:

— Что делается на заводе, расскажите.

Я подробно доложил, как выполняется программа, и назвал причины, которые мешают заводу выбраться из прорыва. Пока докладывал, он буквально маршировал по кабинету. Не останавливаясь, произнес:

— Все это нам известно.

Меня поразило то, что он не задал ни одного вопроса ни во время доклада, ни после. «Не похож на Серго!» — невольно подумал я.

Вспомнилось одно заседание в Кремле в 1936 году. (...) Особенно бурно и горячо шло обсуждение работы одного завода, где директором был Руда, главным конструктором — Магдасиев, а районным военным инженером — Белоцерковский.

(...) На заседании, о котором идет речь, директор Руда доложил о выполнении программы, обратив особое внимание на качество и себестоимость продукции. Ничего тревожного в оглашенных им цифрах не было. Затем выступил районный военный инженер Белоцерковский. Его выступление пестрило множеством мелочей о различных организационных неполадках в цехах. Белоцерковского никто не перебивал. А из его речи, и из интонации так и выпирало хвастливое: «Вот видите, каков я?!»