Как СМЕРШ спас Москву - Анатолий Терещенко Страница 10

К 18-му порядок в Москве был восстановлен.

Понятно, руководству страны надо было что-то делать, чтобы затушить очаги паники и грабежей.

19 октября Сталин подписал постановление ГКО «О введении в Москве и прилегающих к городу районах осадного положения». В постановлении говорилось:

«Охрану строжайшего порядка в городе и в пригородных районах возложить на коменданта города Москвы генерал-майора т. Синилова, для чего в распоряжение коменданта предоставить войска внутренней охраны НКВД, милицию и добровольческие рабочие отряды. Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте».

В результате принятых мер в городе удалось более или менее навести порядок; паника была преодолена. В дальнейшем москвичи внесли огромный вклад в разгром фашистов под Москвой. Отстояли столицу своим самоотверженным трудом и, конечно, своими жизнями, массово участвуя в ополчении. Внесла свой вклад в победу и ветеран войны Котова Анна Ефимовна.

Интересны и другие наблюдения.

Из дневника москвича Н.Вержбицкого:

«16 октября.

Грузовик, облепленный грязью, с каким-то военным барахлом, стоит на тротуаре. К телефонной будке на улице привязаны лошади с репьями на гривах, с грязными ногами. Жуют сено, положенное в будку. Рядом военная телега, пустая, дышло уткнулось в тротуар. По улице разбросана солома, конский навоз. Убирать некому.

Тянутся один за другим со скрежетом и визгом тракторы, волокут за собой какие-то повозки, крытые защитным брезентом. Шагают врассыпную разношерстные красноармейцы с темными лицами, с глазами, в которых усталость и недоумение. Кажется, им не известна цель, к которой они направляются.

У магазинов огромные очереди, в магазинах сперто и сплошной бабий крик. Объявление: выдают все товары по всем талонам за весь месяц.

По талону за 26.Х выдают по пуду муки рабочим и служащим.

Метро не работает с утра. Трамваи двигаются медленно… Ночью и днем рвутся снаряды зениток, громыхают далекие выстрелы… Многие заводы закрылись, с рабочими произведен расчет, выдана зарплата за месяц вперед. Много грузовиков с эвакуированными: мешки, чемоданы, ящики, подушки, люди с поднятыми воротниками, закутанные в платки…

Бодрый старик на улице спрашивает:

– Ну почему никто из них не выступил по радио?.. Пусть бы сказал хоть что-нибудь… Худо ли, хорошо ли – все равно… А то мы совсем в тумане, и каждый думает по-своему…

Баба в очереди:

– Раз дело касается Родины, значит, все должны одинаково страдать.

– Ну да уж… Сейчас так получается, что каждый должен гадать насчет себя… Кому что удастся…

– Вы не уезжаете?

– Куда там! Сунулись на вокзал, а билетов уже не продают.

– Мой сын пешком пошел… Вскинул на плечи мешок с сухарями, расцеловался и пошел – куда глаза глядят…

– Октябрьскую революцию будем праздновать?

– Обязательно… вон, слышишь, немцы уже конфеты привезли, сейчас на Рогожской сбросили – угощайтесь!

– А нам эти бомбы уже ничего не представляют – пообвыкли.

– Двум смертям не бывать…

– И где она стукнет, никогда не предугадаешь.

– Кому суждено…

– Смерть не страшна, а вот коли он начнет издеваться, дурость свою показывать…

– Все говорят: у немцев нет того, нет другого. А у нас, гляди-ка, народ мучается в очередях!

– Ну и шла бы ты, старая, к немцам, а еще лучше прямо к сатане на рога!

У трамвайной остановки красноармеец во всем выходном, рядом хорошенькая жена, провожает…

У баб в очереди установился такой неписаный закон: если кто во время стрельбы бежал из очереди – обратно его не пускать. Дескать, пострадать, так всем вместе. А трус и индивидуалист (шкурник) пусть остается без картошки.

17 октября.

Сняли и уничтожили у всех парадных список жильцов. Уничтожены все домовые книги. Никто теперь не должен ни прописываться, ни выписываться. Пенсионерам выдали на руки все документы.

По словам слесаря М-на, в Русаковском парке вся головка сбежала. Расхищение. Концов не найти. Сегодня ночью бомбежка… Большое количество предприятий было экстренно приостановлено, рабочим выдали зарплату и на 1 месяц вперед. Рабочие, получив деньги, бросились покупать продукты и тикать… На некоторых предприятиях ломали оборудование. У рабочих злоба против головки, которая бежала в первую очередь. Достается партийцам… Вечером тревога без бомбежки и бомбежка без тревоги…

По улице двигаются грузовики с бойцами. Из рупора, зычно:

«Ребята, не Москва ль за нами?

Умрем же за Москву!»

Тяжело молчать и тяжело говорить о том, что происходит… На нас обрушилась военная промышленность всей Европы, оказавшаяся в руках искуснейших организаторов.

А где английская помощь?

А может, английский империализм хочет задушить нас руками Гитлера, обессилить его и потом раздавить его самого? Разве это не логично с точки зрения английских империалистов?

Весь мир знает, как тонко умеет «англичанка гадить».

А вот воспоминания другого москвича, художественного редактора Г.Решетина:

«16 октября 1941 г.

Шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького… По шоссе навстречу людям гнали скот на мясокомбинат. Никому до этого нет дела. На огромное стадо всего два погонщика.

К нам во двор забежало несколько свиней. Разбежались по двору. Появился погонщик. Стал нас ругать, думая, что это мы загнали свиней сюда.

– Ну, взяли бы одного, второго поросенка, но зачем же так, – сетовал он.

Отогнал обратно на шоссе…

И все же, как выяснилось позднее, одного поросенка ребята все-таки закололи у сараев.

…Застава Ильича. Отсюда начинается шоссе Энтузиастов. По площади летают листы и обрывки бумаги, мусор, пахнет гарью. Какие-то люди то там, то здесь останавливают направляющиеся к шоссе автомашины. Стаскивают ехавших, бьют их, сбрасывают вещи, расшвыривая их по земле.

Раздаются возгласы: бей евреев!..

Вечером 16 октября в коридоре соседка тетя Дуняша затопила печь. Яркий огонь пожирает книги, журналы. Помешивая кочергой, она одновременно без конца повторяет так, чтобы все слышали:

– А мой Миша давно уже беспартийный, да и вообще он и на собрания-то не ходил. – Бедная тетя Дуняша так перепугалась прихода немцев, забыла даже, что ее муж, очень неплохой мужик, тихий дядя Миша, Михаил Иванович Паршин, умер года за два до начала войны…