Военная контрразведка. Эпизоды борьбы - Анатолий Терещенко Страница 10

Сразу же по приезду на новое место службы он соорудил перекладину и шведскую лестницу. Утреннюю зарядку начинал с пробежек, а заканчивал — гимнастическими снарядами. Не забывал он гантели, гири и мячи.

Однажды с женой и дочерьми они собрались отдохнуть на поляне. Жена увидела, как в вещмешок Александр аккуратно укладывал детские игрушки, мяч, бутылки с водой и… пистолет.

— Зачем? — осторожно спросила она.

— На всякий случай — я вас должен защитить как мужчина — как муж и отец, — ответил Александр.

— Неужели все так серьезно?

— Да, Саша, неожиданности могут быть в любое время и в любом месте.

— Нас учили, что люди все братья, что даже там, где нет людей, надо стараться остаться человеком, — вздохнула Александра.

— Не пойму, о чем ты, Саша?

— Это я так.

“И я— так. Дело в том» что стволу я разрешу разговаривать только с нелюдями, которые попытаются посягнуть на наши жизни.

С началом Второй мировой войны, развязанной фашистской Германией, осмелели литовские коллаборационисты. Почти всё население Литвы ждало страшного слова — война-и… прихода немцев. Александр перенес собранный тревожный чемодан из квартиры в свой рабочий кабинет.

— Алексеевич, вы готовитесь воевать, а что делать будут наши бабы с детьми и внуками, когда посыплются бомбы? — И такой вопрос он услышал от супруги.

— Все семьи будут заранее эвакуированы в Вильнюс. Штаб предусмотрел для этих целей выделение автотранспорта и подразделений охраны, — кратко ответил Александр.

— А дальше?

— А дальше — покажут события. Нельзя заранее ничего предугадать. Думаю, Родина позаботится о семьях ее защитников, которые будут сдерживать новые оборонительные рубежи.

— А вот Соня, наша соседка, говорит, что Сталин на нашей территории войны не допустит.

— Наверное, у Сони есть ухо в Кремле, — улыбнулся Александр, которому по оперативным каналам было известно больше того, что он мог рассказать супруге. Разведка противника стала активнее и жестче работать среди лиц, ослепленных националистической злобой и опьяненных антисоветским угаром. Агентура свидетельствовала: Гитлер подтягивает к границам Советского Союза войска — танки, артиллерию, строит рокады и полевые аэродромы.

Часто Александра, словно упрекая власть, задавала мужу нелепые для возможного точного ответа вопросы, хотя в них и была глубокая логика.

— Сашок, почему в нарушение обоюдной договоренности немцы практически идут на провокации, а мы молчим? Гарнизон не укрепляем, запрещаем говорить о том, что может обернуться трагедией?

Александр на такие острые вопросы отвечал односложно — нужно проявлять выдержанность для того, чтобы успеть перевооружить армию. Вот что для нас сегодня главное.

— Но ведь, милый, в событиях много очевидного. Да, глупость — дар Божий, но злоупотреблять им не следует, — стала заводиться супруга.

— Подожди, не горячись. Ты ведь знаешь, что два года назад мы предложили Франции и Англии тройственный союз. Ну и что? Они не пошли на его заключение, теперь на своих шкурах узнают, что такое современная война.

— Они нас ненавидят, а потому пытаются столкнуть Советский Союзе Германией…

В начале мая Александра Федоровна спросила откровенно мужа:

— Саша, может мне с детьми уехать в Вильнюс, немцы совсем близко, а то, что они нападут, нет никаких сомнений?

— Милая моя, ты говоришь о самостоятельном отъезде, но ведь никто пока не уезжает. Как после этого, если такое случиться, я буду смотреть товарищам в глаза? Отправить всех — командование успеет!

— Все, я поняла!

Больше она никогда не задавала подобных вопросов.

* * *

В ночь на 22 июня 1941 г. Александр Шурепов из-за сложившихся непредвиденных обстоятельств не смог попасть домой, а Александра в ожидании мужа, не раздеваясь, прилегла на диван и тут же уснула…

Разбудил ее и детей разрыв упавшего рядом с домом снаряда.

«Война… Вот оно, ее страшное лицо. Значит, фашисты обманули, обвели вокруг пальца наше руководство, — пробежала крамольная, как показалось ей вначале, мысль. — Где Саша? Он же гарантировал наш отъезд. Что с ним?»

Боясь опоздать вовремя эвакуироваться, Александра побежала к штабу, но там никого не было, кроме нескольких женщин с детьми, которые молча и испуганно озирались по сторонам. Некоторые из них плакали и прижимали к себе детей, словно отгораживая их от пришедшей беды. Они ещё не знали, какой будет эта беда. Не получив никакого вразумительного ответа в пустом, покинутом офицерами штабе, она предложила женщинам возвращаться домой, ждать мужей из эвакуации.

«Не могли же отцы-командиры нас бросить, — рассуждала Александра Федоровна. — Они обязательно нас вывезут в Вильнюс, а там видно будет, как говорил мой Саша».

Грохот разрывающихся снарядов стих. Наступила звенящая, как казалось — предательская тишина. Вскоре из-за лесистого пригорка послышалась автоматная стрельба и мотоциклетный стрекот. Строй трехколесных машин с пулеметами на колясках въезжал в гарнизон. За ними ползли бронированные чудовища — бронетранспортёры, самоходные артиллерийские установки и танки, грохочущие гусеничными траками по мостовой.

Нескончаемым потоком немецкое воинство катилось мимо дома Александры. Через выбитое осколком снаряда окно она впервые увидела так близко гитлеровских вояк.

На третий день вечером к дому Шуреповых подъехал грузовик. Выскочившие из него немцы и двое полицейских ворвались в квартиру. Один из местных стражей «нового порядка» заорал:

— Где твой муж, где его документы? Собирайся быстро!

Начался обыск. Ничего компрометирующего, естественно, не обнаружив, они затолкали женщину с детьми в машину и увезли в город. В здании местной милиции уже хозяйничали представители другой власти. Когда полицейские отобрали у матери малюток-дочерей, Александра рухнула, потеряв сознание.

Теперь ее жизнь перешла в другое измерение с больными вопросами: «Где дети? Что с мужем?» Она догадывалась, что арестована как жена чекиста. Через месяц допросов и просьб возвратить ей детей дочурки, действительно, оказались на руках у матери. Но, как выяснилось, их выпустили домой для приманки. Это был известный прием — а вдруг муж наведается за семьей в родной очаг. Оказавшись на свободе, она стала решать проблему выживания вместе с другими женами офицеров.

Она ждала от неприятеля жестких оккупационных мер, но то, что она увидела в его действиях сразу же по приходу нацистов, потрясло её до основания.

«Как в живом, наделенном умом животном под названием ЧЕЛОВЕК могли прижиться жестокость с высочайшей степенью ненависти к другим народам, «виновность» которых только в том, что они родились на другой территории и разговаривают на других языках? — рассуждала Александра. — В чем они провинились? Взять хотя бы военнопленных — в том, что до пленения с оружием в руках защищали свою землю от непрошеных гостей? Не пришедших на посиделки, а огнем и мечом взломавших двери мирной жизни и сейчас грязным пятном растекающихся по просторам моей Родины».