Духовная прародина славян - Михаил Серяков Страница 10

Рис. 1. Хайк с собаками охотится на вепря. Рельеф гробницы царей династии Аришкидов в Ахце.

Из того, что нам уже стало известно из славянской и греческой мифологии, у армянского Хайка отсутствуют лишь немногие черты — бьющая через край сексуальность, сопровождающая его пара собак, связанных с погребальным культом. Поскольку Хайк и так считался родоначальником всего народа, раннесредневековые армянские письменные источники вполне могли и не акцентировать внимание на этой и так само собой подразумевающейся черте своего первопредка. Что касается собак, то мы их можем увидеть вместе с Хайком, правда, не на страницах летописи, а на рельефе гробницы царей династии Аршакидов в Ахце (рис. 1). Следует отметить, что данный рельеф, непосредственно связанный с царским культом, датируется ГУ в. н. э. и является первым из дошедших до нас памятником собственно армянского искусства, что достаточно показательно уже само по себе. Вот как описывает изображенную на нем сцену искусствовед Н.С. Степанян: «Сюжет рельефа, на котором изображена борьба с вепрем, найденного в этой подземной усыпальнице, может быть расшифрован как история прародителя армян — легендарного Хайка, превращенного, согласно легенде, после смерти вместе со своими охотничьими собаками в созвездия Ориона и Гончих Псов. Легенда эта космогонического характера, но вместе с тем она отразила и древние этнические изменения, процесс формирования армянского народа. Вепрь — тотем. Как на земле великан и охотник Хайк боролся с дикими зверями, так и на небе он борется с их символом, превратившись в созвездие, продолжает свою борьбу. Фигура обнажена, сам Хайк-Орион — тоже охотничий тотем» [57]. Нечего и говорить, что данный рельеф подчеркивает роль Хайка как охотника, на которую имеется лишь намек в письменных источниках. Правда, на рельефе он вооружен копьем, а не дубиной или луком, но данную деталь можно отнести за счет присущей мифологии многовариативности. Самое главное, что данный рельеф показывает двух сопровождающих Хайка собак, являющихся, как было показано выше, верными спутниками славянского Боя и греческого Ориона и представлявших существенный элемент первоисточника данного мифологического образа.

Что касается связи собак с загробным миром, то в армянской мифологии присутсвовал образ небесных собак Аралезов, которые лизали раны павших в боях храбрых воинов и тем снова оживляли их. Хоть аралезы и не отождествлялись напрямую с собаками Хайка, однако и последние, будучи созвездиями, точно так же являлись именно небесными собаками. Отметим также, что «у армян души усопших и их культ тесно связывался со звездами». Считалось, что каждый человек имел свою звезду, которая меркнет в случае опасности. Связь культа умерших со звездами у армян была такой тесной, что клятва этими небесными светилами приравнивалась по значимости к клятве могилой отца: выражение «Да будут свидетелями те большие и малые звезды!» вполне могло использоваться вместо «Да будет свидетельницей могила моего отца!» [58]С учетом того, что сам первопредок армян превратился в небесное созвездие, такая тесная связь является весьма показательной.

Как мы видим, армянская мифология дает нам наиболее полный вариант рассматриваемого нами мифа, в котором присутствует охотник-первопредок, отождествленный с созвездием Орион и обожествленный после смерти. Вместе с ним различные источники фиксируют такие его атрибуты, как пояс, двух собак и оружие, в качестве исходного варианта которого с достаточной степенью достоверности реконструируется палица, которая затем может заменяться на лук или копье. Все эти обстоятельства позволяют нам рассматривать миф о Хайке как своего рода эталон для сравнения с другими индоевропейскими мифами о небесном охотнике. Такая удивительная сохранность армянского мифа объясняется как достаточно бережным отношением средневековых летописцев к преданиям своего народа, несвойственное большинству их христианских собратьев в других странах, так и, возможно, весьма ранним выделением армян из индоевропейской общности, что могло способствовать сохранению архаичных представлений. Так, по мнению американских лингвистов Г. Трегера и X. Смита, армяне были вторым народом, отпочковавшимся от индоевропейского массива примерно в 2300-х гг. до н. э. Эта дата весьма близка к легендарному началу армянского календаря, начинающего отсчет со дня победы Хайка над Белом.

Следующим индоевропейским народом, где мы видим образ охотника с двумя собаками, являются германцы. Это Один-Вотан, верховный бог скандинавской мифологии. Хоть сохранность этого образа с интересующей нас точки зрения у германцев заметно хуже, чем у армян, однако и у него встречается целый набор существенных черт, уже знакомых нам по предыдущему изложению. Во-первых, это неоднократно отмечаемая скандинавскими сагами любвеобильность Одина, в которой он может легко соревноваться с греческим Зевсом. Хоть об Одине прямо не говорится как о прародителе германцев или хотя бы одних скандинавов, тем не менее есть целый ряд косвенных черт, указывающих на былое существование этого представления Поскольку от Одина вели свой род не только скандинавские конунги, но англосаксонские короли, можно предположить, что первоначально существовал миф о происхождении от этого бога всех германцев, который, по мере усиления королевской власти, трансформировался в миф о божественном происхождении одних только носителей верховной власти, призванный возвеличить правителей и выделить их из общей массы рядовых общинников. О существовании первоначальной формы мифа достаточно прозрачно указывает такой эпитет Одина, как Альфедр, буквально — «всеотец». Хоть «Младшая Эдда» относит этот эпитет исключительно к богам, однако след первоначальных представлений проскальзывает в том, что там же данный бог оказывается отцом всех павших воинов: «Одина называют Всеотцом, ибо он отец всем богам. И еще зовут его Отцом Павших, ибо все, кто пал в бою, — его приемные сыновья» [59]. Кроме того, в «Старшей Эдде» сохранился миф о происхождении трех основных сословий человеческого общества. Согласно «Песне о Риге», Хеймдалль, называемый здесь Ригом, по очереди посещает три дома с живущими там человеческими парами. Через девять месяцев женщины, соответственно, рожают детей: Трэла (букв. — «раб»), Карла (букв. — «мужчина») и Ярла (собственно титул высшего представителя родовой знати). Эти три ребенка становятся родоначальниками трех основных сословий скандинавского общества — рабов, свободных крестьян-бондов и военной аристократии. Здесь мы видим относительно позднюю трансформацию исходного сюжета о происхождении трехчленной структуры индоевропейского общества. Сам Хеймдалль, «светлейший из асов», является сыном Одина и, как его отец, тесно связан с мировым древом Иггдрасилем. Слух Хеймдалля, равно как и глаз Одина, спрятан под корнями этого дерева. Эти, а также некоторые другие обстоятельства привели Р. Мейснера и некоторых других ученых к выводу, что первоначально под Ригом в указанной песне подразумевался не Хеймдалль, а сам Один. И хоть Риг здесь выступает не прародителем человечества в собственном смысле, а лишь создателем его социальной структуры, в сочетании с уже приведенными фактами есть все основания предположить, что первоначально Один мог почитаться как родоначальник всего племени и лишь позднее трансформировался в предка различных королевских родов и бога — покровителя воинов. Во-вторых, Один в неприкосновенности сохранил другую важную черту небесного охотника — связь с собаками. Правда, это даже не собаки, а волки по имени Гери и Фреки — «жадный» и «прожорливый», сопровождающие своего хозяина. О тесной связи и взаимозаменяемости образов собаки и волка в индоевропейской мифологии не раз говорили исследователи.