История любви в истории Франции. Том 4. От великого Конде до Короля-Солнце - Ги Бретон Страница 10

Народная мудрость

В то время как Конде и Старшая мадемуазель сотрясали трон, равнодушный к политике Людовик XIV с возрастающим интересом присматривался к округлым формам придворных дам.

Правда, ему было уже четырнадцать лет, и «неведомые доселе желания посетили его душу». Он развивался настолько быстро, что королеве-матери несколько раз приходилось вмешиваться, дабы уберечь его от преждевременного знакомства с особенностями подданных женского пола…

В двенадцать лет он страстно влюбился в жену маршала Шомбера, которой был безумно увлечен его отец в те времена, когда она носила имя мадемуазель де Отфор. Он целовал ее, ложился к ней в постель, гладил руки и прижимался лицом к волосам — и все это с таким пылом, что Ле Муан нарисовал феникса, возрождающегося из пепла, добавив девиз: «Me quoque post patrem» («Вслед за отцом и я»). Хотя юный король обладал куда большими физическими возможностями, нежели Людовик XIII, для удовлетворения желаний своей избранницы, ему так и не довелось стать любовником прекрасной маршальши.

Анна Австрийская, стоя на страже добродетели своего сына, приказала не спускать с него глаз, и камердинеру было ведено следить, чтобы он не оставался с женщинами наедине.

Все придворные дамы, надо сказать, прилагали массу усилий, чтобы завлечь короля в свою постель, ибо каждая считала за честь — равно как и за удовольствие — лишить его невинности.

Одни пытались пробудить в нем чувственность, показываясь ему на глаза полуодетыми, другие»ненароком» расстегивали в его присутствии корсаж, наконец, третьи, встречаясь с ним, позволяли себе весьма определенные, хотя и не вполне пристойные жесты.

Одна из них, герцогиня де Шатийон, так старалась приманить короля, что навлекла на себя насмешки всего двора, и, как всегда, в скором времени появились ехидные куплеты:

Шатийон, берегите

Вашу прыть для другого,

Вы, конечно, готовы,

Но король не готов…

Однако прекрасная герцогиня пренебрегла мудрыми советами, и однажды вечером ее застали вместе с королем за ширмой, где оба излишне распустили руки…

Естественно, встревоженная Анна Австрийская поторопилась оградить сына от этих рискованных шалостей, и мадам де Шатийон было ведено покинуть двор.

* * *

Однако вскоре случилось весьма странное происшествие, о котором нам сообщает Ла Порт, и королева поняла, что оберегать короля следовало не только от женщин.

Двор, без конца кочевавший с места на место, находился тогда в Мелене. В один из летних дней 1652 года король был приглашен на ужин к кардиналу, при доме которого был сад, подходивший к берегам Сены. Около шести часов вечера Людовик XIV, прервав беседу с глазу на глаз с Мазарини, послал за своим камердинером, сказав, что хочет искупаться в реке.

Через полчаса он вышел из дома и направился к берегу, где все уже было приготовлено для королевского купания. Ла Порт обратил внимание, что король выглядит чрезвычайно взволнованным и смущенным. Раздевая его, слуга вдруг заметил «ужасную вещь»: кто-то воспользовался невинностью подростка, дабы совершить по отношению к нему действия злокозненного характера.

Камердинер был в отчаянии. После долгих колебаний он отправил королеве-матери письмо следующего содержания:

«Мадам,

Король, ужиная вместе с кардиналом, приказал мне приготовить ему ванну в реке около шести часов… Когда король пришел туда, он показался мне более грустным и бледным, чем обычно. Мы стали раздевать его, и совершенное над его особой покушение при помощи рук предстало столь явственным, что отец Бонтан и Моро тоже это увидели; но они оказались лучшими придворными, чем я: мне следовало бы промолчать, но мои верность и рвение сильнее меня… Ваше величество помнит мои слова: король выглядел бледным и грустным, и это доказывает, что все случилось без его согласия. Мне не хотелось бы обвинять кого бы то ни было, Мадам, поскольку я боюсь впасть в ошибку».

Ла Порт не назвал имен, но королева догадалась, что он подозревает Мазарини. Она в слезах побежала к кардиналу, который, разумеется, с негодованием отверг обвинение и потребовал отослать слугу.

Изгнанный Ла Порт в отместку стал рассказывать эту историю направо и налево, а насмешники принялись лицемерно защищать кардинала, говоря, что тот «хотел всего лишь немного расширить круг королевских развлечений»…

Если же исходить из фактов, то никто в точности не знает и, видимо, не узнает никогда, действительно ли Ла Порт заметил нечто необычное, раздевая Людовика XIV перед купанием.

* * *

Как бы то ни было, это таинственное происшествие имело самые неожиданные последствия: Анна Австрийская стала опасаться, что сын может приобщиться к итальянскому греху», столь распространенному при дворе, и ей пришло в голову, что лучшим средством избежать дурных путей будет свободное общение с дамами…

По ее приказу прежний строгий надзор за подростком был несколько смягчен. Смягчен до такой степени, что главная камеристка королевы мадам де Бове, в молодости бывшая изрядной распутницей, почуяла, что ей представился долгожданный шанс: как-то раз она подстерегла короля, увлекла его в свою комнату и, быстро задрав юбки, преподала ему первый урок любви.

Людовику XIV было пятнадцать лет, мадам де Бове — сорок два… [24]

Все последующие дни восхищенный король проводил у камеристки, чей огненный темперамент великолепно гармонировал с юношеской пылкостью неофита. Затем он пожелал разнообразия, и, как говорит Сен-Симон, «все ему годились, лишь бы были женщины».

Он начал с дам, желавших получить его девственность, а потом приступил к методичному завоеванию фрейлин, живших при дворе под надзором мадам де Навай.

Каждую ночь — один или в компании с несколькими друзьями — Людовик XIV отправлялся к этим девушкам, дабы вкусить здоровое наслаждение физической любви с первой же фрейлиной, которая попадалась ему под руку.

Иногда двери запирались на ключ; в таких случаях король без колебаний карабкался на крышу и спускался к своим красавицам по водосточной трубе. Однажды он проник в свой сераль через камин…