Мифы и правда Кронштадтского мятежа. Матросская контрреволюция 1918–1921 гг. - Владимир Шигин Страница 10

Матросы в своем большинстве все еще были готовы к сопротивлению любой власти, которая бы покусилась на их завоевания и права. Но кураж 1917 года уже прошел, и матросы теперь больше защищались, чем нападали сами.

Кроме этого, огромный запас доверия к власти Советов, известная разобщенность, отсутствие собственного руководящего органа, каким являлся раньше разогнанный Центробалт, дефицит авторитетных и грамотных лидеров свели все сопротивление братвы лишь к стихийным митингам в кубриках и курилках. Кроме этого, открыто выступить против большевиков в столь не простое для советской власти время значило для матросов предать саму идею революции, а на это они пойти никак не могли. Однако политическая ситуация сложилась таким образом, что часть из них все же выступила против большевиков с оружием в руках.

* * *

Если в 1917 году все главные события в России происходили исключительно в Петрограде, то с переносом столицы в Москву все самое главное стало происходить уже там. Главной внутриполитической интригой новой власти к лету 1918 года стало все возрастающее противостояние между союзниками по правительственной коалиции – большевиками и левыми эсерами. Противоречий по всем направлениям, от вопросов внешней политики до внутренней, накопилось так много, что ни о каком согласии союзников уже не могло быть и речи.

Американский историк Р. Пайпс пишет: «…левые эсеры вдруг обнаружили, что сотрудничают с режимом расчетливых политиков, которые заключают сделки с Германией и со странами Четверного согласия и вновь призывают «буржуазию» управлять заводами и фабриками, командовать армией. Что стало с революцией? Все, что большевики делали после февраля 1918 года, не устраивало левых эсеров… Весной 1918 года левые эсеры стали относиться к большевикам так же, как сами большевики относились в 1917-м к Временному правительству и к демократическим социалистам. Они объявили себя совестью революции, неподкупной альтернативой режиму оппортунистов и сторонников компромисса. По мере уменьшения влияния большевиков в среде промышленных рабочих левые эсеры становились для них всё более опасными соперниками, ибо взывали к тем самым анархическим и разрушительным инстинктам российских масс, на которые большевики опирались, пока шли к власти, но, получив власть, стремились всячески подавить… По сути, левые эсеры апеллировали к тем группам, которые помогли большевикам захватить власть в октябре и теперь почувствовали, что их предали».

Результатом этого противостояния и стал широко известный мятеж левых эсеров в Москве 6–7 июля 1918 года. При этом к левым эсерам примкнули все недовольные большевистской политикой, прежде всего анархисты.

Открытое столкновение двух главных конкурирующих партий началось уже на открывавшемся 4 июля V съезде Советов.

Причинами обострения отношений вчерашних союзников по правительственной коалиции был, прежде всего, Брестский мир, а также, помимо многих других вопросов, трагическая судьба Черноморского флота и расстрел А. М. Щастного. Дело в том, что сразу же после оглашения смертного приговора Щастному по требованию левых эсеров было созвано экстренное собрание президиума ВЦИК для его пересмотра, а когда пересмотр не состоялся, левые эсеры демонстративно вышли из состава Верховного ревтрибунала. Это был уже открытый вызов! Надо понимать, что для левых эсеров дело в данном случае было не в личности самого А. М. Щастного. Мало ли офицеров расстреляли к этому времени! Эсеров возмутило то, с какой беспринципностью большевики подгоняют законы под конкретную, выгодную им ситуацию, как цинично игнорируют свои же декларируемые принципы, а кроме этого, наплевательски относятся к мнению своих союзников по правительственной коалиции. Помимо всего этого, немаловажным был для левых эсеров и фактор завоевания популярности у матросов. Большевики допускали один прокол за другим: слишком рьяно взяли курс на удушение матросской демократии, хотели взорвать Балтийский флот, а когда это не получилось, то утопили флот Черноморский, а затем вероломно и бездоказательно казнили уважаемого матросами руководителя. Поэтому было вполне логичным ошибки своих конкурентов обратить в свою пользу.

Вообще левоэсеровскому мятежу предшествовало резкое обострение отношений между союзниками и острая политическая борьба. Так, 4 июля в докладе на V Всероссийском съезде Я. М. Свердлов обратил внимание на нелогичность желания эсеров, стремящихся продвинуть своих людей в ВЧК, где смертная казнь без суда допускается. В ответ в своем содокладе лидер левых эсеров М. А. Спиридонова гневно выступила против применения смертной казни, причем не только в ВЧК, но даже по решению суда.

Ораторы от левых эсеров обвиняли большевиков в измене делу революции и в разжигании войны между городом и деревней, большевики же, в свою очередь, упрекали их в попытках спровоцировать войну России с Германией. Левые эсеры внесли предложение выразить недоверие большевистскому правительству, денонсировать Брестский договор и объявить войну Германии. Когда это предложение было отклонено большевистским большинством, левые эсеры покинули съезд…

Разрыв союзников произошел, прежде всего, из-за проблемы Бреста. Однако при этом наличествовали еще две весьма болезненные проблемы – балтийская и черноморская. Именно они волновали практически всех матросов, которые, не находя ответа у большевиков, шли к их конкурентам.

* * *

К июлю 1918 года и большевики, и левые эсеры успели обзавестись в Москве собственной вооруженной гвардией, на которую рассчитывали в случае вооруженного противостояния с конкурентами. У большевиков роль такой гвардии выполняли латышские стрелки, которых большевики привлекли вместо ненадежных и капризных матросов еще в Петрограде. С латышами у большевиков было все просто – латышам платили, и они честно отрабатывали свои деньги. Несмотря на все рассуждения о революционной идейности, в части своей безопасности большевики поставили на откровенных наемников и в итоге оказались правы.

Что касается левых эсеров, то они остались верны своим идейным принципам и поставили на революционных матросов. Основу левоэсеровской гвардии составил матросский отряд анархиста Д. И. Попова. Этот отряд появился в Москве почти сразу после переезда туда Совнаркома. Поповцы являлись убежденными приверженцами левых эсеров. Вначале отряд матросов подчинялся Моссовету, а в начале апреля был передан в ведение ВЧК. Чтобы придать вес должности Д. И. Попова, он был избран членом Коллегии ВЧК.

Надо ли говорить, почему ЦК левых эсеров в феврале 1918 года совсем не случайно предложил поповцев ВЧК в качестве «особого отряда». Другое дело, почему Ф. Э. Дзержинский взял к себе в чекисты неуправляемых матросов, к тому же еще откровенно леворадикального толка. Ответ здесь может быть только один – принятие отряда Попова в структуру ВЧК являлось определенным компромиссом между большевиками и левыми эсерами. Отряд стал своеобразной квотой союзникам. Кроме отряда Попова, по соглашению между большевиками и левыми эсерами, заместителем Ф. Э. Дзержинского был также назначен левый эсер В. А. Александрович, который, кстати, и курировал отряд матросов.

Что касается самого Д. И. Попов, то он с 1914 года служил на Балтийском флоте, являлся участником Октябрьского восстания в Петрограде, членом ВЦИК. По свидетельству члена ЦК левых эсеров М. Д. Мстиславского, матрос-анархист Д. И. Попов примкнул к левым эсерам осенью 1917 года. Вместе с левыми эсерами А. М. Устиновым и П. П. Прошьяном он навербовал несколько сотен матросов и финнов, с которыми успешно «партизанил», а на самом деле больше грабил население на Карельском перешейке. В начале 1918 года «соскучившийся в лесах» Попов со своими подельниками двинул в Петроград. Там он вскоре громко отметился. В один из дней, в сопровождении нескольких вооруженных полупьяных матросов, Попов ворвался на заседание только что образованного Высшего военного совета, где «салютовал» маузером перепуганным генералам. Скорее всего, поповцы просто покуражились, припугнув генералов, чтобы те лучше воевали за дело революции.