Ленин. Человек, который изменил всё - Вячеслав Никонов Страница 10

Понятно, в семье ожидали серьезных проблем с поступлением Владимира в вуз. Помогли репутация отца, медаль и блестящие отзывы Керенского-отца. Хотя навещать дом Ульяновых он уже не решался, но поддержал своего лучшего выпускника, несмотря на призывы сверху к обратному. «Керенский дал тогда ВИ не только золотую медаль, но и очень хорошую, местами грешившую даже против истины, характеристику»⁷⁰, – засвидетельствует сестра Анна. Правда, в аттестат была вписана одна четверка – по логике, которую преподавал сам Керенский, вероятно, считавший увлечение радикальными идеями крайне нелогичным. Полагаю, дальнейшее поведение Владимира Ульянова было не последней причиной, из-за которой Министерство народного просвещения отослало Федора Михайловича Керенского куда подальше, в Ташкент, где уже будет учиться будущий премьер Александр Федорович⁷¹.

Владимир подал заявление о приеме на юрфак Императорского Казанского университета и был принят. Это стало поводом для того, чтобы уехать из ставшего в одночасье столь негостеприимным Симбирска. Родительский дом был продан полицмейстеру Минину за 6 тысяч рублей. Мария Александровна с детьми покинула город, которой 37 лет спустя будет назван в честь ее семьи, и вслед за Володей переселилась в Казань. Анна Ильинична зафиксирует: «В Казани была снята с конца августа 1887 года квартира в доме б. Ростовой, на Первой горе, откуда ВИ переехал через месяц со всей семьей на Ново-Комиссариатскую, в дом Соловьевой»⁷².

Первокурсник Ульянов, сам того не желая, сразу стал звездой университета. На сей раз – не благодаря своим успехам в учебе: занятия он посещал нерегулярно. Призер еще гимназических соревнований по плаванию и конькобежному спорту, Ульянов и в университете проявил себя в атлетических состязаниях. И, конечно, он стал, согласно официальной биохронике, активистом нелегальных студенческих кружков, где имя его старшего брата уже вызывало преклонение. Его сразу же приглашают в компании старшекурсников. Но реально он успел отметиться только в самарско-симбирском землячестве университета. Землячества были тайными студенческими обществами, запрещенные университетским уставом 1884 года. За участие в них грозило отчисление.

Четвертого декабря Ульянов участвовал в студенческих волнениях. На него донесли: «Еще дня за два до сходки Ульянов дал повод подозревать его в подготовке чего-то нехорошего: проводил время в курильной комнате, беседуя с наиболее подозрительными студентами; уходил домой и снова возвращался, приносил что-то по просьбе других и вообще вел себя очень странно. 4-го же декабря бросился в актовый зал в первой партии бунтовщиков и вместе со студентом Полянским он первым несся с криком по коридору 2-го этажа, махая руками, как бы желая этим воодушевить других». Митинговали и били «академистов» – студентов, желавших учиться.

Власти подтянули к университету батальон солдат, после чего бунтари покинули здание, а Ульянов швырнул привратнику свой студенческий билет. 5-го числа он оказался в числе сорока студентов, отправленных в одну общую камеру пересыльной тюрьмы. Мама принесла еду из лучшего трактира. Молодые люди в большинстве своем восприняли заключение как авантюрное приключение. Не Ульянов, который был предельно серьезен.

«Мне что ж думать… Мне дорожка проторена старшим братом», – мрачно заметил Владимир.

Его не выгоняли из университета – он ушел сам. Пребывая в мрачно-бунтарском настроении, написал ректору прошение: «Не признавая возможным продолжать мое образование в Университете при настоящих условиях университетской жизни, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство сделать надлежащее изъятие меня из числа студентов Императорского Казанского университета»⁷³.

Заключение в тюрьме было недолгим, 7 декабря Ульянова выслали из Казани в Кокушкино под гласный надзор полиции. Там уже была и Анна, которую по делу старшего брата приговорили к пяти годам высылки в Сибирь, замененной по ходатайству матери на Кокушкино. «Провели мы зиму в полном одиночестве, – вспоминала Анна. – Редкие приезды двоюродного брата да посещения исправника, обязанного проверять, на месте ли я и не пропагандирую ли крестьян, – вот и все, кого мы видели. ВИ много читал – во флигеле был шкаф с книгами покойного дяди, очень начитанного человека, были старые журналы с ценными статьями; кроме того, мы подписывались в казанской библиотеке, выписывали газеты»⁷⁴.

С учебой в Казанском университете было покончено. Но не с учебой. Ленин расскажет, что он никогда так много не читал, как в кокушкинскую высылку.

«Это было чтение запоем, с раннего утра до позднего часа. Я читал университетские курсы, предполагая, что мне скоро разрешат вернуться в университет. Читал разную беллетристику, очень увлекался Некрасовым… Но больше всего я читал статьи, в свое время печатавшиеся в журналах «Современник», «Отечественные записки», «Вестник Европы»… Моим любимейшим автором был Чернышевский… Благодаря Чернышевскому произошло мое первое знакомство с философским материализмом»⁷⁵.

Чернышевскому даже написал письмо, но ответа не дождался, а через год писатель отойдет в мир иной. Именно на Чернышевского у Ленина ляжет марксизм. «Кроме чтения ВИ занимался в Кокушкине с младшим братом, ходил с ружьем, зимой на лыжах. Но это была его первая, так сказать, проба ружья, и охота была всю зиму безуспешной… Летом приехали двоюродные братья – у Володи появились товарищи для прогулок, охоты, игры в шахматы, но все это были люди без общественной жилки и интересными собеседниками для Володи быть не могли»⁷⁶.

Мать опять хлопочет: позволить сыну учиться в любом университете страны или разрешить ему уехать на учебу за рубеж. Минпрос отказал. Более того, Владимир Ильич Ульянов оказался в списке лиц, коим навсегда был заказан путь на государственную службу⁷⁷. И в армию он не попал, потому что был старшим сыном при матери-вдове, а такие освобождались от призыва.

В сентябре 1888 года Анне и Владимиру разрешили вернуться в Казань, где они поселились во флигеле дома Орловой на Первой горе Арского поля. «В первом этаже были почему-то две кухни, а в верхнем – остальные комнаты. Володя выбрал себе вторую, лишнюю, кухню потому, что она была уединеннее и удобнее для занятий, чем верхние комнаты, окружил себя книгами и просиживал с ними большую часть дня. Здесь начал он изучать 1-й том “Капитала” Карла Маркса»⁷⁸.

В числе других – продолжавшихся – увлечений очевидцы называли шахматы и музыку. Записался в Казанский шахматный клуб. «В 1888–1890 годах ВИ часто пел под рояль с Ольгой Ильиничной, которая хорошо играла, имела голос и умела петь»⁷⁹, – запомнил брат Дмитрий. Ольга оставалась самым близким для Владимира человеком.

К систематическому изучению Маркса Владимир пристрастился в кружке Марии Павловны Четверговой. Ветеран «Народной воли» – ей уже было за 40, – она была в большом почете среди казанского революционного молодняка. «Капитал» освоил по русскому изданию 1872 года. «Нищету философии» читал по-французски. А почти все остальное из Маркса и Энгельса – на немецком.

Но что из всех их многочисленных трудов читать? Ответ дала попавшая в руки Владимира программа марксистского чтения, составленная Николаем Евграфовичем Федосеевым. Его кружок, созданный в 1888 году, играл немалую роль в распространении «самого передового учения» в Поволжье. Федосеев, сын следователя, был на год младше Ленина. Этого марксиста-самоучку выгнали из гимназии за революционную деятельность, и он посвятил свободное время организации кружков, составляя для них программы чтения, готовя разоблачительные рефераты по истории и социально-экономическим проблемам России. Ленин в 1922 году напишет, что «для Поволжья и для некоторых местностей Центральной России роль, сыгранная Федосеевым, была в то время замечательно высока, и тогдашняя публика в своем повороте к марксизму несомненно испытала на себе в очень и очень больших размерах влияние этого необыкновенно талантливого и необыкновенно преданного своему делу революционера»⁸⁰.