Арабский халифат. Золотой век ислама - Юлиус Велльхаузен Страница 10

Вскоре после Битвы верблюда Али и иракцы выступили против сирийцев и столкнулись с их армией на границе у Евфрата. Последовала яростная битва близ селения Сиффин, и в конце концов победа стала склоняться на сторону Али, но, когда сирийцам уже угрожала гибель от рук противника, они накололи на свои копья свитки Корана. Иракцы поняли, что они хотели этим сказать: «Вы проливаете кровь мусульман, которые, как и вы сами, исполняют слово Божье», и это произвело на них впечатление. Защищая правое дело и теократию, они вели борьбу против Усмана, затем против Аиши и басрийцев, а теперь против Муавии и сирийцев. Таким образом, джамаат, единство общины Мухаммеда, распался. Было ли это правильно? В момент глубоких переживаний эта антиномия резко встала перед ними, и они растерялись. Правоверные, которые были первыми в битве и служили примером для соратников, первыми сложили оружие перед Кораном, а остальные последовали за ними. Они также заставили Али прекратить боевые действия и решить вопрос о правопреемстве не мечом, а Кораном, то есть передать его третейским судьям, которые должны были руководствоваться изложенными в Коране принципами, а когда он воспротивился, ему пригрозили участью Усмана. Но когда войско двинулось в обратный поход из Сиффина в Куфу, всю армию Али вдруг осенила мысль, что ее победили при помощи ничтожной уловки, и те самые люди, которые первыми попались в ловушку и повели остальных за собой, теперь же горько сожалели об этом. Они винили себя в том, что позволили запутать себя и на одно лишь мгновение поколебать свою веру в божественную справедливость свержения Усмана, но при этом упрекали и Али за то, что он согласился на третейский суд, ведь тем самым он поставил под вопрос праведность самого дела, за которое они сражались. Они потребовали, чтобы он немедленно отменил решение, к которому сами же принудили его против воли, и разорвал только что заключенный с сирийцами договор. Когда он не подчинился и не пожелал плясать под их дудку всякий раз, как им вздумается на ней поиграть, они отреклись от него и разбили отдельный лагерь в Харуре, недалеко от Куфы. Поэтому они получили имя харуриты, но чаще всего их называли хариджитами (то есть отступниками или мятежниками).

На этот раз они не привлекли к себе целые толпы. Иракцы, под которыми прежде всего следует понимать жителей Куфы, в целом непоколебимо стояли за Али. Однако с ними его связывали не те отношения, которые связывали Муавию с сирийцами, и далеко не столь благосклонные. Муавия не вышел из рядов своих подданных, а обладал властью над ними; он не был обязан им своим положением, а был независим от них, когда отдавал им приказы. Разумеется, они также были убеждены, что правда на его стороне в борьбе с убийцами Усмана, но они сражались бы за него при любых обстоятельствах. Сирийцы давно знали и уважали его, и, кроме того, с ранних времен они привыкли к определенному военному духу. С другой стороны, иракцы не могли забыть, что Али обязан своей властью перевороту, и у него не было ни времени, ни средств, чтобы компенсировать этот недостаток исключительными личностными качествами. Иракские воины не забыли, что именно они выдвинули его; они были слишком недисциплинированными или, может быть, слишком фанатичными, чтобы следовать за своим халифом всюду, куда бы он их ни вел. Они, конечно, пожалели, когда было уже слишком поздно, что из-за них он проиграл свою игру в Сиффине, но не исправили своей ошибки тем, что теперь стали помогать ему в борьбе против сирийцев, после того как решение третейского суда было воспринято как насмешка и боевые действия возобновились. Али не мог заставить их отправиться в новую военную кампанию, потому что они не предоставили ему военной службы так срочно, как он того требовал, чем позволили Муавии покорить Египет и изводить Ирак молниеносными набегами до самой Куфы. Когда армия наконец-то собралась и была готова выступить, Али был убит, а его сын и преемник Хасан, чувствуя себя неспособным занять его место, продал свои права претендента на власть Муавии. Тогда Муавия смог официально вступить в Куфу, и иракские солдаты должны были принести ему присягу верности. Это положило конец гражданской войне.

Омейяды завоевали халифат, но только в Сирии (с Месопотамией и Египтом) их положение было надежным. Повсюду они сталкивались с оппозицией, как тайной, так и явной. Они могли сохранить свое положение только силой и почти всегда были заняты тем, что предотвращали или пресекали перевороты, средоточием которых, как и прежде, был центр Ирака, особенно город Куфа.

В борьбе с сирийцами иракцы потерпели поражение, по крайней мере они проиграли игру. Следовательно, халифат, а вместе с ним и главная казна переехали из Куфы в Дамаск. Это горько аукнулось иракцам, когда было уже слишком поздно. Прежде им принадлежало царство, а теперь они опустились до положения простой провинции. Они потеряли доходы от завоеванной ими земли, и им пришлось довольствоваться крохами пенсий, которые падали со стола их господ. Их держали под контролем с помощью денежных выплат, без которых они не могли обойтись и которые правительство могло сократить или вовсе отменить. Неудивительно, что они считали власть сирийцев тяжелым бременем и были готовы сбросить его при первой же благоприятной возможности. Самое крупное восстание против Омейядов возникло в Ираке, и в нем участвовала не одна конкретная фракция, а все тамошние арабы, которые объединились в своем гневе из-за потери прежней автократии и в ненависти к тем, кто ее унаследовал. Постоянно требовались чиновники, обладающие особым влиянием, чтобы обеспечивать мир и послушание неспокойной провинции, но в конечном итоге управление Ираком удалось обеспечить только путем подавления местных вооруженных сил и введения сирийских гарнизонов для создания фактического военного правительства, штаб-квартира которого находилась уже не в старой столице страны, а в недавно построенном и укрепленном городе.

Дело провинции стало также делом ислама. Бог и праведники выступили против силы; оппозиция объединилась с верой. Долг мусульманина заключается в том, чтобы содействовать добру словом и делом и препятствовать грешнику; мусульманин должен не только лично исполнять волю Аллаха, но и прилагать все усилия, чтобы в обществе она стояла на первом месте. Пассивность недопустима; вера заставляет человека принимать участие в общественной жизни, возлагая на него личную ответственность за целое. Вера проверяется в политике – это и есть сама идея теократии ^[27]. Сама по себе религия получила силу действовать в поддержку существующего порядка вещей и учить людей тому, что их долг состоит в повиновении своим начальникам и неделании ничего такого, что могло бы вызвать раскол в обществе, но на самом деле она использовала свою власть главным образом для укрощения оппозиции. Идея теократии находилась в критическом противостоянии с самой формой общины, какую та приобрела. Она отказывалась признать, что история имеет легитимирующую силу, что государство следует своему собственному предназначению – поддержанию и усилению своей власти и что существующее правительство практически не должно отличаться от него. Омейядов постоянно упрекали в том, что они до мозга костей были опаснейшими врагами пророка и лишь в самый последний момент под принуждением приняли ислам, а потом сумели прибрать к рукам плоды его власти, сначала по слабости Усмана, а затем и за счет ловкого манипулирования последствиями его убийства. Их происхождение не позволяло им претендовать на руководство общиной Мухаммеда; для теократии было позором, что именно они выступали ее главными представителями; они были и остаются узурпаторами. Их сила заключалась в их регулярной сирийской армии, но этой силе никогда не стать правдой. Ненависть к Омейядам усилилась из-за старых обид на «султана», которые теперь были перенесены на Омейядов, как на нынешних господ. Это всегда были одни и те же обвинения: что чиновники злоупотребляют своей властью, что деньги государства уходят в карманы немногих, в то время как многие ничего не получают, что главными удовольствиями стали прелюбодеяние, блуд, азартные игры и пьянство и все это остается безнаказанным ^[28]. Возглавляли этот хор правоверных факихи и кари – знатоки мусульманского закона и чтецы Корана. Они выступали против Омейядов точно так же, как иудейские книжники и фарисеи выступали против хасмонеев. Закон, который они противопоставляли правящей власти, был также абсолютно позитивным правом ^[29], запечатленным на письме и освещенным традицией; его можно было найти в Коране и сунне. Они толковали его по Корану и манипулировали им в сунне, которая тогда еще находилась в чрезвычайно зыбком состоянии, и предоставляли пророку решать политические вопросы более позднего периода в том смысле, в каком они это понимали, причем нередко довольно противоречивым образом.