Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы... - Валерий Ярхо

Сказать в точности, когда именно на русской службе стали появляться иноземцы, не возьмется никто — эти даты теряются в древности, а главная сложность заключается в том, кого, собственно, считать иноземцами? Тверь, Рязань, Владимир, Киев, Новгород, Чернигов, Галич — это все были отдельные государства, хотя население в них большей частью изъяснялось на русском языке. В XIII веке приехавший во Владимир житель Рязани тоже был иностранцем. Считать ли иноземцами татарских богатырей, с семьями и свитами «выезжавших из Орды», чтобы стать подданными московских великих князей, а потом и царей московских? Полагать ли иностранцами тех, кто, прибыв из Польши и Литвы, Швеции или немецких земель, перешел в православие и принял подданство одного из русских княжеств? Если обратиться к документам, у подавляющего большинства дворянских родов в самом начале родословных списков стоит: «Предок их такой-то по прозвищу сякой-то, выехал на службу русскому великому князю из тех-то и тех-то земель, получив себе в вотчину земли там-то и там-то».

В центре столицы Московского княжества, от самых стен Кремля, тянулся большой квартал, застроенный домами, лавками и складами, принадлежавшими «сурожским гостям». Так звали в Москве греческих, армянских и генуэзских купцов из крымских городов Сурожа (Судак) и Кафы (Феодосия), где сходились многие морские и сухопутные пути караванной торговли. Впервые они появились в Москве в свите знатного ордынского татарина Ирынчая и повели большой торг дорогими шелковыми тканями, предметами роскоши и разными другими «заморскими товарами». Поколение за поколением клиентами и деловыми партнерами обжившихся в Москве «сурожских гостей» были знатнейшие витязи княжеской дружины, дьяки и люди церкви. Многие сурожане были лично представлены великим князьям — через этих коммерсантов порой совершались дипломатические и финансовые дела Московского царства. Было время, когда побережье Крыма принадлежало генуэзцам и банк Сен-Джорджо, созданный цехом генуэзских менял, выкупил там земли. С тех пор, несмотря на неоднократную смену политических ситуаций в Крыму, сохранялись старые связи сурожан с генуэзскими банкирами, политиками и финансистами Венеции, торговыми партнерами в Милане и во Флоренции, в Каире и Дамаске, Константинополе, Багдаде и других местах.

С одним из караванов «сурожан» прибыл в Москву человек, носивший совершенно непроизносимое для русского человека имя Джан Батиста делла Вольпе. Родом он был из итальянского города Виченцы, дворянин по рождению, художник по таланту и искатель приключений по душевному складу — сын своего века, один из тех авантюристов, которые, рискуя потерять голову, отправлялись в дальние странствия. Покинув Виченцу в 1455 году синьор Джан Батиста отправился на восток, добрался до Золотой Орды и какое-то время обретался там с не вполне ясными намерениями. Среди татар он не прижился и почел за благо перебраться в Москву, где итальянскому скитальцу понравилось гораздо больше.

В ту пору Московским княжеством железной рукой правил великий князь Иван III, от одного грозного взора которого иные, послабее духом, падали без чувств. Этому правителю позарез нужны были мастера-искусники, и синьор делла Вольпе, учившийся художеству и знавший ремесло литейщика, в прямом смысле слова «пришелся ко двору» — к монетному двору великого князя. Условием для поступления на службу к московскому князю было принятие православия, но синьор Джан Батиста был не из тех, кто, видя прямые выгоды, затруднялся бы перед умозрительными препятствиями. Переменив веру, виченцский дворянин стал зваться Иваном Фрязином и, принятый на княжескую службу, получил под свое управление монетный двор.

Зажив богато и в большом почете, новоявленный москвич через представителей итальянских торговых фирм, живших в квартале «сурожских гостей», поддерживал связь со своими родственниками в Италии, а в 1468 году к нему в гости пожаловали старшие братья — Карло делла Вольпе и Николо Джисларди с сыном Антонио. Братья представили хозяину дома своего спутника, грека Георгия, слугу кардинала Виссариона, и просили помочь ему в одном деликатном дельце, ради которого тот был послан в далекий край. Посланец кардинала должен был подготовить почву переговоров о возможной женитьбе великого князя Ивана на греческой принцессе Зое, или Зинаиде, дочери морейского господаря Фомы, родного брата последнего византийского императора Константина XII.

К тому моменту, когда к Ивану Фрязину нагрянули гости из Рима, великий князь уже год как вдовствовал, потеряв супругу при весьма трагических и отчасти загадочных обстоятельствах. Их брак был заключен еще в детстве, в те тяжелые времена, когда отец княжича Ивана, великий князь Московский Василий Темный, был коварно захвачен в плен своим заклятым врагом князем Дмитрием Шемякой, который ослепил его и заставил принести клятву отречения от московского престола в свою пользу. После отречения князь был отправлен в Углич, откуда бежал в Белозерский монастырь, где получил из рук высшего русского священства освобождение от данных Шемяке клятв и вознамерился вернуть себе утраченный престол.

Чтобы обезопасить себя от посягательства врагов, Василий Темный с семейством какое-то время жил во владениях своего союзника, великого князя Тверского Бориса Александровича, и для закрепления отношений с ним обручил своего семилетнего сына с его дочерью Марией, которой в ту пору было пять лет. Когда политический реванш Василия Темного состоялся, двенадцатилетний Иван Васильевич венчался с десятилетней Марией Борисовной, а шесть лет спустя у них родился первенец, крещенный Иваном. Еще через шесть лет, в 1462 году, князь Иван Васильевич унаследовал от отца венец московского князя и стал править.

После Пасхи 1467 года Иван Васильевич отправился по делам в Коломну, где его и застало известие о кончине княгини. После смерти тело Марии Борисовны необыкновенно раздулось, и знающие люди твердили, что это указывает на отравления ядом, а расследование установило, что беда приключилась вскоре после того, как вхожая в терем княгини Наталья Полуектова, жена дьяка Алексея, носила пояс княгини какой-то знахарке. От большой беды заподозренных в злодействе спасли прежние заслуги самого дьяка, приведшего в 1463 году «под руку князя» город Ярославль, а более того то, что сыскные ярыги так и не смогли отыскать ворожею, которой дьякова женка носила пояс. Гнев князя разрешился лишь высылкой Полуектовых из Москвы и запретом являться на глаза.