Закат империи. От порядка к хаосу - Семен Экштут

История пореформенной России продолжалась несколько десятилетий. И у каждого десятилетия была особая физиономия. «Новые люди» 60-х годов были нетерпеливы и фанатичны: они проявляли исступленную веру в светлое будущее и были нетерпимы к тем, кто не разделял их радикальных воззрений. Каждый, кто пытался оспаривать их убеждения, безоговорочно зачислялся ими в стан реакционеров, с которыми «новые люди» не желали иметь ничего общего. В прошлом — далеком и недавнем — они видели только позор и не желали слышать ни о какой преемственности с минувшим. В их системе ценностей существительное «прошлое» всегда употреблялось вместе с прилагательным «позорное»: былое по определению было только постыдным. Таков был краеугольный камень в построении их картины мира. Они мифологизировали будущее и, следуя установкам Николая Гавриловича Чернышевского, упорно старались переносить элементы будущего в настоящее. Однако эти прививки будущего, например коммуны, не приживались в настоящем. Но неудачи в практических вопросах никак не сказывались на воодушевлении «шестидесятников» и не поколебали их идеалы. Исступленный фанатизм был превосходной защитой от реальной жизни с её насущными проблемами. Уже в начале 70-х годов образованные люди пережили крушение идеалов предшествующего десятилетия и ощутили надлом. Утопические попытки примирить труд и капитал, обойтись без эксплуатации человека человеком и без извлечения прибыли капиталистом — все эти построения не получили, да и не могли получить практического воплощения и закончились крахом. В то же самое время жизнь не стояла на месте, бег времени продолжался вне зависимости от результата идейных споров, и каждый день приносил всё новые и новые подтверждения крепнущей власти денег в жизни русского общества. Капитал, согласно Карлу Марксу, — это самовозрастающая стоимость. Русская интеллигенция воочию наблюдала процесс этого фантастического самовозрастания, но совершенно не понимала механизма этого процесса. Человек новой формации, вольнопрактикующий адвокат Куницын, персонаж драмы Алексея Феофилактовича Писемского «Ваал» (1873), с нескрываемой завистью говорит о капиталистах: «Я сам тебе про себя скажу: — я ненавижу этих миллионеров!.. Просто то есть на улице встречать не могу, так бы взял кинжал, да в пузо ему и вонзил; потому завидно и досадно!.. Ты, черт возьми, год-то годенской бегаешь, бегаешь, высуня язык, и все ничего; а он только ручкой поведет, контрактик какой-нибудь напишет, — смотришь, ему сотни тысяч в карман валятся!..» ^[1] Живущий в пореформенной России интеллигент отличался поразительным непониманием сути происходящих в стране процессов капиталистической модернизации её хозяйственной жизни. Он не знал, да и желал знать, что стоит за подписанием контрактика. Видел лишь то, что лежало на поверхности: мгновенное, как по мановению волшебной палочки, неосновательное обогащение немногих — на одном полюсе; растущую пауперизацию населения — на другом, но не усматривал причинно-следственной связи между развитием капитализма в России и ростом производительных сил страны. В России уже начался промышленный переворот, и жизнь покрылась бы тиной застоя без этих контрактиков: не возводились бы новые заводы, не прокладывались бы тысячи верст железных дорог, не открывались бы новые театры и университеты.

Однако человек циничный осознавал, что деньги стали тем идолом современной жизни, который нуждается в постоянных жертвоприношениях, и ему несут эти жертвы — честь, здоровье, свободное время, таланты, идеалы. Идеалист-«шестидесятник» верил в то, что жизнь можно построить на основе справедливости, циник 70-х годов уже не строил таких амбициозных планов, а лишь хотел удачно устроиться в этой новой реальности, где царила власть денег, и зло насмехался над тем, кто продолжал верить в идеалы. В драме «Ваал» мы слышим диалог двух университетских товарищей: один из них уже успел стать циником, другой пока еще верит в идеалы.