Казанова - Ален Бюизин

Такое название, несколько перефразируя Пруста, можно было бы еще дать мемуарам Казановы, озаглавленным им самим «Историей моей жизни». Герой этих мемуаров прожил, как известно, интересную, до краев наполненную приключениями и плотскими утехами жизнь, а затем, нимало не стесняясь, рассказал о них, из-за чего его имя стало нарицательным, стало символом гедонизма и сексуальных наслаждений. Однако пристальное изучение творчества великого итальянского авантюриста, сделавшегося на склоне лет французским писателем, показало, что главная заслуга Казановы находится совсем в иных сферах, что его истинное место – среди самых престижных авторов мемуаров, таких, как кардинал Рец, герцог Сен-Симон или Шатобриан. Оказалось, что «История моей жизни», этот своеобразный отчет Казановы о его странствиях по странам и весям, является не только великой европейской Одиссеей, но еще и одним из великих памятников мировой литературы. В нем Казанова проявил себя как оригинальный писатель, создавший такую богатую и такую разнообразную галерею характеров, какую не встретишь, пожалуй, ни в одном романе XVIII века.

Жизнь реального Джакомо Джованни Казановы (1725–1798) не исчерпывается любовными приключениями. Появившийся на свет в семье артистов, получивший неплохое по тем временам образование, наделенный от природы разнообразными талантами, он, как губка, впитывал все: какие-то знания он приобрел в семинарии, выучив, например, латынь и овладев основами теологии, затем приобщился к юриспруденции и даже получил степень доктора права, потом проявлял интерес к медицине, математике, астрономии, экономике, языкознанию и многим пригодившимся ему в жизни вещам. Незаурядный любовник и ловкий соблазнитель, Казанова, естественно, больше всего на свете любил женщин. Это общеизвестно и давно стало притчей во языцех. А вот о еще одной, почти столь же сильной его любви к книгам и к библиотекам мало кто знает. Между тем в каком бы городе наш знаменитый искатель приключений ни появлялся, он первым делом шел в библиотеку. При том, возводя обе отличавшие его страсти к любознательности, он для оправдания своего любовного гурманства или, точнее, своей амурной всеядности прибегал к сугубо библиофильским сравнениям и метафорам. «Женщина – точно книга: дурна ли она иль хороша, она должна начинать нравиться с титульного листа; если он неинтересен, то не вызывает желания читать саму книгу, желание же это равно по силе вызванному им интересу. Титульный лист женщины так же строится сверху вниз, как у книги, и интерес к ее ногам, который проявляют столько мужчин, созданных наподобие меня, сродни интересу образованного человека к сведениям о месте издания книги. Большинство мужчин не обращают внимания на красивые ножки женщины, а большинству читателей нет дела до издательства. Следовательно, женщины правы, столь заботясь о своем лице и об одежде, ибо именно так они могут вызвать любопытство их прочитать у тех, кого природа при появлении на свет не провозгласила достойными родиться слепыми. И так же, как те, кто прочел много книг, горят любопытством прочесть новые, пусть даже дурные, бывает, что мужчина, любивший много красивейших женщин, проявляет наконец любопытство к дурнушкам, когда они становятся ему внове. Он видит накрашенную женщину. Краска бросается в глаза; но это его не отталкивает. Его страсть, обратившаяся в порок, подсказывает ему аргумент в пользу ложного титульного листа. Возможно, говорит он себе, что эта книга не так уж плоха…» Так что, наверное, судьба не случайно устроила все так, чтобы на склоне лет он получил место при библиотеке. В его ведении находилось книжное собрание в количестве около 40 тысяч томов, принадлежавшее графу Вальдштейну, замок которого находился на территории современной Чехии. Однако работа оказалась необременительной, досуга было много, и, чтобы заполнить его, а также чтобы вновь хотя бы мысленно пережить приятные мгновения оставшейся в прошлом бурной жизни, Казанова принялся за написание мемуаров.

Когда мемуары знаменитого венецианца были изданы, в 20-е годы XIX века, сначала на немецком, затем на французском языках, они сразу привлекли к себе внимание любознательной публики. Ими зачитывались во всей Европе, в том числе и в России, как нынче зачитываются детективами. У нас их читали тоже на французском и немецком языках. Лишь во второй половине XIX века стали появляться переводы некоторых фрагментов «Истории моей жизни» на русский язык. В 1861 году Ф. М. Достоевский опубликовал в своем журнале «Время» довольно большой отрывок книги «Заключение и чудесное бегство Жака Казановы из венецианских тюрем». Публикации было предпослано редакционное вступление, где Казанову называли одной из самых значительных личностей своего века. А в 1887 году в продаже появился однотомник, сокращенный перевод мемуаров Казановы, подготовленный В. В. Чуйко.

Первое академическое издание сочинений Джакомо Казановы в переводе на русский язык было предпринято только в конце 20-х годов ХХ века. Перевод с французского был тогда осуществлен замечательными переводчиками и литературоведами М. А. Петровским, С. В. Шервинским, Б. И. Ярхо и Г. И. Ярхо. Эта работа, к сожалению, так и не была завершена: после выхода в 1927 году первого тома из планировавшихся десяти публикация была запрещена цензурой. В библиотеках Советского Союза эта книга сразу же была отправлена в так называемый спецхран. Недавно, в 1993 году, эти «Мемуары Казановы, венецианца» возродило к жизни издательство «Книга». Несмотря на то обстоятельство, что перевод тогда осуществлялся по теперь уже давно устаревшему изданию XIX века мемуаров в обработке Жана Лафорга, несмотря на те довольно тяжелые условия, в которых находились переводчики, в частности, из-за необходимости делать существенные сокращения текста, эта работа не утратила своей научной ценности и по сей день. Хочется в этой связи процитировать здесь заключительный фрагмент предисловия, в котором Г. И. Ярхо высказывает свои соображения о том, чем особенно должен заинтересовать Казанова современного читателя: «Старый режим, “ancien régime”, некогда вознесший Францию до положения культурной руководительницы мира, во времена Казановы уже перешел зенит и близился к закату. И уже внутри самого режима в тех кругах, которые были всем обязаны французской культуре, начали развиваться микробы, расползавшиеся по всей Европе и разъедавшие самые корни абсолютизма. Опаснейшим видом этой бациллы была та армия авантюристов, философов, литераторов, прожектеров, та пестрая кочующая толпа людей всех профессий, от шулеров до наемных министров, объединенных между собой только одним общим умонастроением – неисправимым скептицизмом по отношению ко всем социальным и моральным основам старого общества. Весь этот мир неблагодарных последышей некогда великой эпохи изображен в “Мемуарах” ярче, чем в любом историческом исследовании, именно потому, что изображал его вряд ли не самый яркий из его представителей. И в наши дни, когда во всем мире чувство исторической перспективы под влиянием демократизации и американизма угасает с изумительной быстротой, полезно иногда взглянуть на прошлое не с высоты (или из глубины?) нашей эпохи, а глазами современника и очевидца». Не правда ли, звучит достаточно актуально?

Одновременно с этим изданием в начале 90-х годов, словно по мановению волшебной палочки, появилось много новых переводов а русский язык мемуаров Казановы – в издательствах Москвы и Петербурга, Саратова и Кишинева. Среди них следует выделить перевод, выполненный А. Ф. Строевым и И. К. Стафф и опубликованный издательством «Московский рабочий». Во-первых, он сделан по подлинному французскому тексту «Истории моей жизни», который впервые увидел свет лишь в 1960–1962 годах. Во-вторых, на сегодняшний день это наиболее полный перевод на русский язык мемуаров Казановы.