Ильгет. Три имени судьбы - Александр Григоренко

Они бежали сквозь ельник, подминая деревья, как траву. Земля тряслась перед глазами. Молодые ноги и страх несли их к пологому берегу реки. Их было двое.

Оказавшись на берегу, они остановились, приходили в себя от неистового бега, смотрели по сторонам. Потом один крикнул другому, хотя стояли они в полушаге друг от друга.

— Я — вниз, ты — туда, вверх…

Второй ничего не ответил. Молча, и уже не так резво они двинулись каждый в свою сторону, но не успели удалиться друг от друга и на десяток шагов, как из зарослей тяжелым, но быстрым шагом вышел третий — широкий человек, едва ли не шире их обоих. В руке он сжимал короткую палку с ремнем на конце.

Спинами увидев широкого человека, они остановились. Тот, не глядя на них, подошел к воде. Он смотрел на глубокие следы человеческих ног и борозду, оставленную на мокром песке днищем большой лодки. Здесь лодка ждала хозяина для сегодняшней ловли налима.

— Далеко собрались?! — не поднимая головы, отрывисто крикнул широкий человек.

Носком легкого пима он перекатывал камешки в борозде, на которую те двое не обратили внимания. Они стояли там, где застало их появление широкого человека и ждали, что он скажет.

— Думаете, он так же глуп, как вы? Украл лодку и, проплыв немного, бросил?

Двое молча побрели к старшему. Это были рослые, крепкие в кости парни с блестящими черными волосами, какие бывают у людей, полных сил и никогда не знавших голода и болезни. Они только приближались к тому возрасту, когда юноша должен вот-вот перейти в мужчину. Широкому человеку они приходились родными сыновьями. В их руках была почти взрослая сила, но сильнее ее были детские страхи, еще не изжитые их нежными желтыми душами. Сейчас страхи, как слепни над куском тухлого мяса, гудели вокруг ременной палки в руках отца.

— Если он ушел ночью, то сейчас уже далеко, — наконец сказал один из парней.

Отец молчал, заправив руки с плетью за спину — руки за его спиной едва дотягивались друг до друга, — и глядел куда-то поверх лесистой горы, над которой розовело утреннее небо.

— Ночью богатая луна, — после некоторого молчания промолвил второй. — Он побоялся бы идти, когда все видно, как днем. Наверное, он сбежал под утро, когда совсем темно.

После этих слов широкий человек обратил к нему голову, которой короткая шея не давала повернуться до плеча, — остальное доставали глаза. Он ждал продолжения слов.

— С утра прошло не так много времени, его можно настичь с другой стороны.

Отец вынул руки из-за спины.

— Не углядел, собачий послед, рыбье дерьмо, — тихо, почти мирно произнес он и вдруг, отступив на два шага, резанул воздух плетью.

— Живо! Бежать!

Опомнившись, двое молодых бросились в ельник, где они пробили просеку. Широкий человек бежал за ними.

Их стойбище находилось почти у самого берега Сытой реки, от воды его отделяли заросли, которые на бегу можно преодолеть за несколько вдохов и выдохов… Но каждый знал, если идти по течению, то меньше чем через половину дня пути река дает крутую излучину и вновь подходит к стойбищу с другой стороны — пусть не так близко, но резвому человеку достаточно бежать совсем недолго, чтобы добраться до воды.

Все трое ворвались в стойбище. Там, возле четырех летних чумов сидели женщина и старик. Они молчали. Оторопев от того, что случилось нынешней ночью, женщина забросила дела. Пустой котел валялся в траве, над верхушками чумов не было дыма, лишь несколько головешек тлели в кострище — вокруг него собрались люди, по привычке спасаясь от гнуса, который к началу осени был уже не столь свиреп. Время его уходило…