Охотник за судьями - Кристофер Тейлор Бакли

Лондон, февраль 1664 года

Балтазар де Сен-Мишель размышлял о том, как повезло ему иметь влиятельного зятя, Сэмюэля Пипса ^[1]. Он поднял взгляд и увидел усохшую голову Оливера Кромвеля на шесте. «Омерзительно», — подумал он.

Голова торчала на этом месте уже… сколько?.. три года? Взойдя на трон, Карл II, сын покойного короля, приказал вырыть из могил гниющие трупы тех, кто убил его отца, повесить их и обезглавить. Символическое возмездие. Десяти из пятидесяти девяти подписавших смертный приговор повезло меньше: их подвешивали и четвертовали живыми.

Балтазар вздрогнул и бодрым шагом двинулся к своей цели — Морскому управлению, расположенному на Ситинг-лейн, в лабиринте людных переулков недалеко от Тауэра.

— Братец Сэм! — воскликнул он с сердечностью, подчеркивающей, что это визит вежливости.

Сэмюэль Пипс, клерк-делопроизводитель Королевского флота, поднял голову от бумаг. Восторга на его лице не отразилось. Он знал по опыту, что это отнюдь не визит вежливости.

— Братец Балти. Боюсь, я весьма занят.

— Я проходил мимо. Решил заглянуть. Засвидетельствовать свое почтение.

— Очень мило с твоей стороны, — мрачно сказал Пипс.

— Что там за шум? — спросил Балти, поглядев через окно на людный двор внизу.

— Совещания. Как ты сам видишь, я несколько за…

— Послушайте, а сколько еще будет голова Кромвеля торчать на шесте?

Сэмюэль вздохнул:

— Не ведаю. Полагаю, столько, сколько угодно будет Его Величеству.

— Поистине ужасное зрелище.

— Видимо, потому она там и выставлена.

— А ведь вы, братец, своими глазами видели, как… — Балти рубанул воздух ребром ладони, — как снесли голову королю?

— Да. Мне было шестнадцать лет. Я прогулял школу. И меня за это изрядно высекли. А теперь будь так добр…

— И ведь вы же видели еще и первую казнь цареубийцы? Как его там… Гаррисона?

— Да. Ну что ж, приятно было повида…

— Вот же ужас был, наверное. Подвесили, вспороли живот, отрезали срамные части. Потом…

— Да, Балти. Это и впрямь было ужасно. Настолько, что я предпочитаю об этом не вспоминать.

— Люди, чего доброго, заподозрят, что у вас penchant ^[2] к кровавым развлечениям.

Иностранное словечко прозвучало с чистым французским выговором. У Балти, наполовину француза (как и у его сестры, жены Пипса), была манера переходить на язык отца.

— У меня penchant быть свидетелем великих исторических событий. Я не только на казни хожу. Напомню тебе, что я был на борту корабля, привезшего Его Величество на родину из Голландии четыре года назад.

Пипс не сказал Балти, да и вообще никому не говорил про дневник, который вел с 1660 года. Чтобы доверять бумаге все, он использовал свою собственную систему скорописи, понятную лишь ему одному.

— Ну что ж, рад был повидаться, — продолжал Пипс. — Передай Эстер сердечный привет от меня.

Эстер уже два года была женой Балти. Новейшее прибавление к растущему числу ртов, которые Пипсу приходилось кормить. Пипса повышали по службе в Морском ведомстве, но продвижение едва поспевало за приумножением его бедных родственников.

Отец Балти, Александр, был французским аристократом, когда-то удачно пристроенным ко двору, хоть и в скромном чине, великого короля Генриха Четвертого. Александр командовал королевской охраной в тот злосчастный весенний день 1610 года, когда Его Величество ехал в открытой карете через Тюильри. Охранники замешкались и отстали, красуясь перед дамами из толпы. Фанатичный католик Франсуа Равальяк воспользовался моментом, бросился на короля и пронзил его кинжалом. Король умер сразу. Смерть Равальяка заняла значительно больше времени.

Предание, бытующее в семье Сен-Мишель (и отчасти сомнительное), повествовало, что Александр искупил свою вину несколько лет спустя, вытащив из пруда утопающего сына Генриха Четвертого — Людовика Тринадцатого: его сбросил в воду разгоряченный скакун во время охоты на зайцев. Таким образом судьба отличила Александра: он послужил причиной гибели одного короля и спас жизнь другому. Цепь злосчастных решений привела его к нынешнему бедственному положению в Лондоне, где он кое-как пытался прожить патентованными изобретениями. Одно из его приспособлений якобы устраняло протечки в каминных трубах. (На самом деле — нет.) Другое делало воду стоячих водоемов пригодной для того, чтобы поить ею лошадей. (Лошади, которых поили этой водой, дохли.)

В полном соответствии с пословицей яблочко упало недалеко от яблони. Балтазар в свои двадцать четыре года не мог похвастаться решительно никакими достижениями и не подавал надежд на таковые в будущем. Если бы слова «беспутный» не выдумали раньше, его следовало бы выдумать для описания Балти. Но Элизабет, старшая сестра Балти и жена Пипса, обожала брата и тряслась над ним. В ее глазах Балти не имел изъянов. Пипс терпеть не мог Балти, считая, что он не имеет никаких качеств, оправдывающих его существование. Пипс любил жену, хоть супружеская верность и не стояла первой среди его добродетелей. И потому был вынужден снова и снова изыскивать деньги и должности для шурина — бездельника, не способного себя обеспечить.

— Что до Эстер, — шутливо, заговорщическим тоном отозвался Балти, — у нас ожидается прибавление.

Это задело за живое. Пипс и его жена уже десять лет пытались обзавестись наследником. Сэм все более проникался уверенностью, что адская операция по вырезанию почечного камня, коей он подвергся, лишила его способности стать отцом. Элизабет тем временем страдала от кист женских органов. Казалось, сам Господь обратился против четы Пипсов.

— Что ж, Балти, — Пипс выдавил из себя невеселую улыбку, — это и впрямь новость. Я рад. Сердечно рад. Бесс тоже обрадуется.

— То есть возможно, что у нас ожидается прибавление. — Балти воздел длани горе́, показывая, как страшат его непостижимые тайны зачатия. — Думаю, рано или поздно мы будем знать с уверенностью.

Пипс нахмурился:

— Полагаю, что так. А теперь прошу меня извинить. У меня поистине очень много дел.

Внизу во дворе загрохотали подковы и колеса. Балти выглянул и присмотрелся:

— Важная персона прибыла. Весьма пышная карета.

— Лорд Даунинг.

— Даунинг, — задумался Балти.

— Сэр Джордж Даунинг.