Такая работа - Сергей Демьянов Страница 92

Не потому, что в ней было зло.

Во всех нас оно есть. Просто никто не может вытащить из себя кусок собственного внутреннего закона и запихнуть в другое существо, не имеющее его. Зато хранящее внутри себя огненную бездну эмоций, с которой не всегда получается справиться.

— Я слышу в ней мертвую кровь. — Люс поморщилась. — Она опасна. Ее кровник чует страх, который льется из нее. И она не контролирует себя, малыш. Это хуже, чем бомба. Знаешь, если ты хочешь побыть Ланселотом, это можно устроить, и не позволяя ей тебя убить.

Я бы возразил, потому что она чушь какую-то пронесла, думая, что поняла что-то такое особенное про мои мотивы. Вот честно — возразил бы, хотя спорить с Люс обычно себе дороже. Она злится, когда оказывается не права. Комплекс Ланселота — это для меня слишком роскошно. Тут ведь совсем в другом дело было. Я не мог оставить Марго здесь по куче разных причин. Хотя бы потому, что она была нужна Нику. И позволить Люс заворожить ее тоже не мог, потому что некоторые средства никакая цель оправдать не в состоянии.

Понимаете? Существует очень мало вещей, которые были бы хуже, чем заставлять кого-то силой поверить в то, что ты несешь им добро и безопасность. Некоторые думают, что это ужасно, когда у тебя крадут деньги или документы. Можно украсть свободу или жизнь, но когда у тебя крадут волю — вот это по-настоящему плохо.

По большому счету это единственное, что действительно принадлежит человеку. Утратив все остальное, ты все равно остаешься собой.

Но я не успел.

За стеной хрустнуло — с таким звуком кость ломают.

А Марго подняла голову. Глаза у нее были абсолютно черными. У людей не бывает таких глаз, это биологически невозможно. Значило ли это, что она — не человек?

— Пожалуйста, — сказала она. — Пожалуйста, сделай, как он говорит. Он ведь простит меня, правда?

Он?

Сдается мне, Марго не кого-то из нас имела в виду. Стоп! Она же называла фамилию…

Я даже почти успел вспомнить, какую именно, когда это случилось.

Как правило, во время вызова сила нарастает медленно. Сначала ты чувствуешь что-то неуловимое, как будто ветер переменился и теперь касается тебя не там, где раньше. И, может быть, пахнет иначе. Потом давление усиливается, плавно, почти незаметно. Иногда ты успеваешь поймать привкус железа на губах прежде, чем граница прорвется и в дыру хлынет то, чему на самом деле не следует здесь находиться.

Но тут по-другому вышло. Граница просто исчезла под натиском того, кто хотел ворваться сюда и наконец получил разрешение. Это было как тропический дождь, как лавина, как темный провал в земле, такой глубокий, что твое падение в него почти бесконечно. Там, внизу, меня ждали гнилые листья и острые колья с мертвыми животными, нанизанными на них, как бабочки.

Я падал. А сквозь меня текла темная река, чьи воды пахли дымом и кровью.

Круг мог бы сдержать этот поток, но Марго не поставила круга. Не знаю, умела ли она вообще это делать. Я о ней сегодняшней, если подумать, ничего не знал. Ну кроме того, что она была медиумом, в напарниках у нее ходило кровожадное чудовище, а сама она принадлежала парню, с которым я на одном поле бы не сел. Паршивый расклад.

Рашид отшвырнул ее, как куклу, и бросился к выходу.

— Уходим, — рявкнул он.

Ха! Может быть, он и мог это сделать, но у меня ничего не вышло. Чужая сила ползла по моей коже, как живое покрывало из личинок и гусениц. Я не мог пошевелиться, завороженно глядя на то, как в огромной белой кухне проявляется Зверь. Это дико странно выглядело. Рассвет. Пара белых чашек на столе. Хромированная кофемашина с засыпанными в нее зернами — на подоконнике. И клыкастая, мохнатая тварь, с каждым мгновением обретающая реальность.

Зверь лепил себя из воздуха, из блеклого утреннего света, из прозрачных теней, лежавших на стенах. Неповоротливая призрачная туша билась в припадке, сметая на пол все вокруг. Чашки жалобно зазвенели, сахар из сахарницы оказался на полу вперемешку с осколками, контейнер для кофе треснул.

Вот почему я всегда прибираюсь на кухне прежде, чем приглашать к себе незнакомого монстра, хотя я не великий охотник наводить порядок. Не все такие аккуратные, как Эшу.

— Надо было прикончить ее до того, как она позвала его.

Анна-Люсия забилась в угол, уставившись на Зверя. Для того чтобы выбраться из кухни, ей пришлось бы пройти сквозь него.

— Даже думать забудь, — сказал я, безуспешно пытаясь вернуть контроль над собственными конечностями. Я влип в бурлящую здесь силу, как муравей в мед. Хреновая ситуация. Но хотя бы говорить я мог, и то хлеб. — Я не убиваю людей.

— Конечно, гораздо этичнее позволить им убить тебя! — съязвила Люс.

— Никто меня не убьет, не говори ерунды, — сказал я с уверенностью, которой не чувствовал. — Ты должна пообещать мне кое-что.

— Вся к твоим услугам, малыш. — Люс сверкнула глазами. — Как только мы оба выберемся из той задницы, в которую нас засунула твоя гребаная этичность.

Похоже, ее это словечко здорово бесило. Запомню на будущее. Будем надеяться, что это будущее у меня все еще есть.

— Ты вытащишь ее отсюда, — сказал я. — Буду тебе должен.

— Пустые слова. — Люс хмыкнула. — Я столько раз тебе жизнь спасала, что ты и так до самой смерти будешь мне обязан.

— Все, что ты хочешь, — продолжил я, сделав вид, что не обратил внимания на ее слова. — Я сделаю для тебя взамен любую вещь, которую ты попросишь. Одну вещь. Любую.

— Ты так уверен, что у тебя есть что-то нужное мне, малыш? — спросила она.

Черт, как это прозвучало!

На одно мгновение мир вокруг меня перестал существовать. Люс, я и окно, в которое лился холодный зимний свет, — вот что осталось. Она смотрела на меня так, что понятно было — сделает. Теперь — сделает. Иногда я ошибаюсь насчет того, как ко мне собеседник относится, но не в этот раз.

— Я ни в чем не уверен, Люс, — сказал я. — Но мне очень надо, чтобы ты ее вытащила из всего этого. Ник пользуется ею, как вещью, и — ты же сама видишь — связь с таким сильным духом убивает ее. Ктомуже… никто не должен такое терпеть. И только у тебя достаточно сил, чтобы это провернуть.

Спасибо, я знаю, что это было низко — пользоваться ее привязанностью ко мне, чтобы заставить сделать то, что мне нужно. Проблема в том, что у Анны-Люсии, кроме эмоций, вообще больше ничего не было, за что ее можно было зацепить. У тех, кто живет в Гемаланг Танах, нет привычки поступать правильно, в соответствии с моральными нормами. Марго ей не нравилась — и это была достаточная причина, чтобы позволить ей умереть.

— Она так тебе дорога? — спросила Люс.

— Нет. Мне так дороги мои принципы.

— Хорошо. — Люс кивнула, перевела взгляд на скорчившуюся возле холодильника Марго. — Но ты очень будешь мне обязан, малыш. Это слишком дорого мне обойдется, чтобы я забыла об оплате.