Кукольных дел мастер - Генри Лайон Олди Страница 9

(недавно)

Иногда кажется, что я не живу, а переживаю.

Когда я что-то делаю, я кидаюсь очертя голову в холодную воду и бултыхаюсь, как придется, лишь бы не околеть. Обычно выплываю; и на том спасибо. Зато позже… О, позже я многократно вспоминаю, как было дело. Размышляю, правильно ли поступил. Прикидываю, как мог бы поступить иначе. Думаю, что все бы сделал гораздо лучше, если бы не всяко-разное. Вижу, что упустил очевидный плюс. Мыкаюсь, озабочен грозными минусами. Жую, жую, пробую на вкус горькую слюну…

Произошедшее ходит во мне по кругу.

Без толку, без пользы.

Я перевариваю сам себя, и тем сыт.

Террафима, Эскалона, госпиталь им. короля Бенуа

– Я жду, – напомнила адвокат.

Тумидус не спешил. Коснувшись сенсора на стенной панели, он изменил конфигурацию больничной койки. Наверное, спина затекла. Перед собой легат держал электронный планшет: на экране, один за другим, всплывали документы, требующие подписания.

Гай Октавиан Тумидус прощался с Лючано Борготтой.

И надеялся, что навсегда.

Осталась последняя, девятая подпись. Как и прочие, она уплывет вглубь экрана, канет на дно, где начнет краткое странствие: заверение подлинности, фиксация в недрах архивов, изменение статуса физического лица, зависящего от этого небрежного росчерка…

– Я собираюсь учредить клуб, – сказал Тумидус.

Он говорил медленнее обычного, следя за четкостью артикуляции. Так марширует солдат-ветеран, усилием воли скрыв от чужого взгляда последствия ранений и груз возраста. Вчера доктора разрешили легату покинуть реанимационную капсулу, переведя его в отдельную палату. Фионина Вамбугу едва смогла добиться разрешения на посещение. Медики грудью встали на защиту пациента: необходим покой, вы варвар, госпожа адвокат, вы наемный убийца, мельчайшее волнение сведет больного в могилу… Но упрямство, помноженное на цепкость, свойственную профессии молодой вудуни, в конце концов победило.

«Полчаса, не больше!» – сдался заведующий отделением.

Оставалось шесть минут.

– Какой клуб?

«Неужели после инсульта он слегка помешался?»

– Клуб пострадавших от Борготты. Себя я назначу бессменным председателем. Не хотите записаться? Я дам вам членский билет за номером пять или десять. Изучим обстоятельства и назначим подходящий номер. Ведь вы же пострадали от него, не правда ли?

– Нет. Ничего подобного.

Фионина вспомнила первый разговор с клиентом. Сеанс «знакомства» Лоа. Боль, страх, острые когти. Степень майомберо спасовала перед внезапностью. Был ли в этом виноват Борготта? Вряд ли. Можно ли сказать, что она пострадала?

Нельзя.

Все обошлось благополучно.

Однако с того дня она ни разу не рискнула повторить сеанс с другими клиентами. Это помогло бы в работе. А вот поди ж ты…

– Не врите мне, – криво ухмыльнулся Тумидус. Скупой на мимику, лишь сейчас он ясно дал гостье понять, что мышцы лица не до конца подчиняются хозяину. – Это невозможно: встретиться с нашим общим приятелем и не пострадать! Короче, я резервирую за вами теплое местечко. Будете сидеть рядом с Лукуллом, медикус-контролером «Этны». Вы подружитесь, уверяю!

При чем тут корабельный врач, Фионина не поняла.

– А вот Папе Лусэро он сразу понравился. Папа даже сделал ему татуировку.

– Кто понравился?

– Борготта.

Не стоило такого говорить. Неэтично, непрофессионально. И драгоценное время уходит попусту, как вода в песок. Но адвокат не жалела, что произнесла эти слова. Как будто защитила клиента на тайном, потустороннем суде.

– Папа Лусэро?

– Наш киттянский антис. Они познакомились в тюрьме.

Легат хрипло расхохотался.

– Я в курсе, кто такой Папа! Он гостил у меня на галере. Я-то думал, что он спасает гибнущий корабль, а он, оказывается, тюремного дружка вытаскивал из задницы… Вам это не кажется забавным? Карлик-антис и невропаст-экзекутор знакомятся в тюрьме. В итоге – взаимная симпатия. Один делает другому татуировку. Под аплодисменты воров и насильников. Почему я не удивлен?

– Потому что не знаете главного. Вы в курсе антической физиологии? Когда антис возвращается из большого тела в малое, он покрыт так называемым шлаком. По виду – серая пыль, прах, и ничего больше. Шлак до сих пор слабо изучен. Есть версия, что это микрочастицы плоти, не до конца восстановившиеся во время перехода.

– Прекратите читать мне лекцию, – Тумидус разозлился. – Вы прекрасно знаете, что у нас, помпилианцев, нет своих антисов! Не было, нет и не будет! Мы вполне обходимся силами, доступными каждому, а не горстке мутантов! Шлаками космачей пусть занимаются ассенизаторы…

Он прав, вспомнила Фионина. Эволюция помпилианцев не предусмотрела возникновения их собственных антисов. Для многих этот нюанс говорил в пользу оскорбительного вывода: раса рабовладельцев – не энергеты и не техноложцы, а нечто среднее. Метисы; агрессивная, хищная помесь. Наверное, поэтому, щадя уязвленную гордость уроженцев Помпилии, для определения людей, наделенных способностью к переходу в расширенное состояние, все пользовались словом «антис» – вместо гематрийского «нефил», вехденского «бахадур» или вудунского «н'куйя».

Хотели как лучше, а получилась издевка.

– Лусэро Шанвури обычно сохраняет свой шлак, – и все равно, что-то толкало вудуни к развитию опасной темы. – Изредка, делая татуировки людям, которым Папа симпатизирует, он втирает шлак в свеженаколотый рисунок. На Китте верят, что так антис берет их под защиту. Передает крохотную толику себя самого. Свойства особых татуировок загадочны, но наши бокоры в один голос утверждают…