Год Крысы. Видунья - Ольга Громыко Страница 9

Женка, левая жена, которую брали сразу после рождения ребенка у правой, первой, распоряжалась слугами, сама мало чем от них отличаясь. Если жену просватывали из богатой и знатной семьи, то женками обычно становились бесприданницы, вдовы или перестарки. Порой, напротив, жену навязывали родители и положение, а женку выбирали по любви. Но Сурок даже в юности предпочитал романтике удачную сделку, и сейчас на крыльцо вышла некрасивая, жилистая, рано состарившаяся тетка в простом полотняном платье и заляпанном переднике.

— Ты, что ль, новая работница?

Девочка безмолвно кивнула.

— Пошли, — хмуро, думая о чем-то своем, велела женка. — Масло сбивать будешь.

— А это как? — растерялась Рыска. Коза-то у ее родителей была, но молока едва хватало на творог или сыр — ими да хлебом семья и кормилась. Какое там масло, сметанки бы в щи по праздникам!

— Сейчас узнаешь. — Тетка провела девочку через просторные сени, заставленные разнообразными мешками, бочками, кадушками, и, велев хорошенько вытереть ноги о расстеленную у порога тряпку, впустила в кухню. Рыска боязливо огляделась — ого! Да у ее отца весь дом меньше! Печь такая, что целого теленка зажарить можно, потолок высоченный, только кочергой и достать. И пахнет тут вовсе не крапивными щами, а маковыми рогульками, вон стынут на столе под тонким полотенцем. Девочка сглотнула набежавшую слюну и отвернулась, тем более что потчевать ее никто не собирался.

Работа оказалась тяжелой, но несложной. Маслобойку — подвешенный к потолку ящик, похожий на детский гробик, — полагалось раскачивать за веревку, пока руки не устанут. И потом тоже. Плеск внутри постепенно сменился вязким чавканьем, потом вообще стих. Рыска сгорала от любопытства, что же там получилось, но женка сунула ей кружку с ячменем и отправила кормить птицу. Тут девочка оплошала: черный петух, увидев вместо рослой птичницы какую-то малявку, нагло порхнул прямо на кружку и выбил ее из рук. Зерно желтой полосой перечеркнуло крыльцо. Сбежавшиеся куры и утки кинулись его клевать и драться за место у слишком маленькой кормушки. Вырванные перья поднялись выше стрехи, на истошный ор выскочила какая-то девица и обругала Рыску безрукой дурой. Ногами распинала птицу, расшвыряла зерно подальше, подобрала кружку и вернулась в дом. Девочка опять осталась на крыльце, глотая слезы и боясь показаться женке на глаза. Полдня не проработала, а уже провинилась!

— Куда ты там запропастилась, лентяйка? — выглянула в окно хозяйка. — Иди картошку чисти!

Рыска робко, бочком прошмыгнула в дверь, ожидая нагоняя, но женка возилась у печи, свирепо пыхающей паром, и только махнула девочке на стоящую возле помойного ведра корзину:

— Да срезай потоньше и глазки хорошенько выколупывай! А то знаю я вас…

Девица, наоравшая на Рыску, сейчас ловко крошила луковые перья, широкими взмахами сметая зеленые колечки в миску. Из-под чистенькой косынки, завязанной не под подбородком, а сзади, как у городских, выбивались рыжеватые вьющиеся прядки.

— Возьми лучше этот, он острее, — закончив, мирно сказала она, передавая девочке свой нож. — Тебя как зовут?

— Рыска. — Картошка выскользнула из пальцев и булькнула в теплую мутную воду. Рыска с отчаянием уставилась на расходящиеся круги.

— А я Фесся. — Служанка заговорщически подмигнула девочке. — Ничего, привыкнешь! У меня тоже поначалу все из рук валилось.

На душе у Рыски немножко потеплело. Оглянувшись на хозяйку, она тайком выловила утопленницу, обтерла о подол и кинула в горшок с чистой водой. Дальше дело пошло ловчее и быстрее, даже женка не нашла, к чему придраться.

Время до ужина пролетело почти незаметно. За стол сели уже в потемках, когда хозяева поели и улеглись спать; Рыска так и не увидела ни правую жену Сурка, ни детей. Полы они сами метут, ага… Помимо Фесси в доме прислуживали еще двое батраков: дедок, которого звали по всякой мелочи — ножи заточить, курицу зарезать, черенок у ухвата починить, и Цыка, бравший на себя более тяжелую работу. А на вывешенную над порогом лампу к дому стеклось столько народу, что у Рыски даже пальцев не хватило сосчитать. Батраки поочередно смывали у придорожной колоды замешенную на поте грязь, плещась и фыркая как быки. Потом степенно заходили на кухню, придирчиво выискивали в прибитом к стене коробе свою, лично вырезанную из дерева, ложку и подсаживались к столу. Просторная кухня мигом стала тесной и душной, хотя дверь уже не закрывали.

Усталые люди вначале ели молча, наперебой черпая из горшка тушенный с салом горох и запивая квасом, но постепенно отошли, заговорили, стали отпускать шуточки, по большей части непонятные Рыске, но безумно смешные для всех остальных. Девочка забилась в уголок, жуя подгоревшую, негодящую для хозяев рогульку, но самой Рыске она казалась праздничным угощением. Пожалуй, и тут жить можно, заключила она.

— Эй, Жар! — окликнула Фесся, когда разговор стал совсем уж взрослым. — Проводи-ка свою соседку на чердак, детям спать пора.

— Чего она, сама не найдет? — проворчал мальчишка, но с лавки поднялся.

Днем Рыска его не видела, а за ужином не обратила внимания. Пришлось разглядывать теперь, и ничего хорошего девочка не увидела: выше и старше ее на пару лет, на Илая похож — такой же худой и нахальный, с волосами цвета куньей шерсти. Наверняка драться будет, с тоской решила Рыска.

— А ты у нас давно усы брить стал? — лукаво напомнила служанка.

— Тю, я и без усов поумней некоторых буду! — бесшабашно заявил Жар.

— Брешешь, малявка, — прогудел рослый чернобородый мужчина с самой большой ложкой (но упрекнуть его в этом вряд ли бы кто посмел!). — Взрослый, предложи ему девку на сенник отвести, зайцем бы поскакал!

Батраки опять неведомо чему рассмеялись. Мальчишка насупился еще больше и, нехотя махнув Рыске, побрел к двери.

Лаз на чердак был из сеней — черная дыра в потолке, в которую упиралась рогами старая лестница.

— Нам что, туда?! — Девочка с тоской поглядела через плечо, на тусклую полосу света, сужающуюся под скрип петель. Хлоп — исчезла и она.

— Ну, чего застряла? — уже сверху окликнул Жар. — Боишься?

Рыска боялась, да еще как, но стиснула зубы и молча нашарила первую ступеньку. Лестница вначале взбрыкивала в ответ на каждое движение, потом затихла: мальчишка придержал ее за концы.

Чердачная тьма оказалась неожиданно теплой, душной и обволакивающей — за день крыша накалилась на солнышке, как хорошо протопленная печь. Рыска перебралась через высокий порог, и под ногами что-то зашуршало, начало трескаться, проседать.

— По фасоли не топчись, — запоздало предупредил Жар. Девочка, испуганно присевшая на корточки, пощупала рукой — точно, прошлогодние плети с жесткими царапучими стручками. То ли осенью лущить поленились, так сюда и забросили, то ли просто о них позабыли.

— А куда дальше? — жалобно спросила она.

— Окошко видишь?

— Угу…