Кошки ходят поперек - Эдуард Веркин Страница 9

Любопытство было слабым местом Мамайкиной. А в остальном вообще Мамайкина была ничего, нормальная, я ее любил. В прошлом году заняла второе место на конкурсе «Мисс Лицей», в этом году посещала заочные интернет-курсы по подготовке в институт экономики и бизнеса и собиралась занять на конкурсе первое место. А в будущем вообще собиралась обучаться в Сорбонне на факультете свободных искусств.

На покорение сердца Мамайкиной у меня ушло три месяца и двенадцать килограммов настоящего, привезенного из Турции, рахат-лукума. Я ничуть не жалел затраченных средств, все затраченные средства окупились сторицей. Я был доволен своим выбором и Мамайкину ценил. Не каждый, далеко не каждый человек в полном расцвете сил может похвастаться финалисткой конкурса «Мисс Лицей» в подругах.

Конечно, Мамайкина была затратным проектом. Помимо начальных двенадцати килограммов рахат-лукума, на поддержание отношений ежемесячно затрачивалось сумма, сопоставимая с затратами на содержание двух взрослых шиншилл Верки Халиулиной, я специально узнавал. Но эти затраты себя окупали. Вполне окупали. Даже Чепрятков и тот не имел такой подруги.

Нет, конечно, Шнобель лазил с Лазеровой, а она была на конкурсе № 1, но Лазерова – это совсем не то. Лазерову всерьез никто не воспринимал почему-то.

А Мамайкину воспринимали.

Хоть она и была изрядной дурой. Впрочем, блондинка и должна быть дурой, так во всех фильмах показывается и во всех книгах пишется. Когда я глядел на Мамайкину, у меня рождался слоган:

Любить дуру тяжело, но престижно.

А теперь, когда она собиралась написать книгу...

– Понимаешь, – я еще больше снизил градус шепота, – дело в том, что у Шнобеля проблемы...

– Какие? – жадно спросила Мамайкина.

– Серьезные, к сожалению, – сокрушенно покачал головой я. – Со здоровьем...

– Он что, чем-то заразился?! – Мамайкина округлила глаза.

– Да нет, это не заразно... Это нарушения обмена веществ. Экзема.

– Экзема?! – ужаснулась Мамайкина.

– Ну да, экзема. Только ты никому не говори...

– Ну, конечно! – Мамайкина схватила меня за руку. – Конечно, не скажу, как о таком можно хоть кому-то говорить...

Я порадовался. И подумал, что уже завтра об шнобелевской экземе будет известно всему Лицею. В то, что Лазерова зажигает с негром и едет замуж в Камерун, никто не поверит – слишком уж дичь, а вот про экзему Шнобеля поверят.

– Это излечимо, – закрепил я успех, – надо только мазью мазаться специальной. Из древесных лягушек.

– Да-да, конечно... – заерзала Мамайкина. Мамайкиной не терпелось уйти.

Секрет жег ее мозг, да, так бы сказал поэт.

– Ты спешишь?

– Мы вчера роли распределяли на летний вечер. – Мамайкина кивнула в сторону автомата. – Конечно, еще долго, но лучше раньше, чем потом. Я по этому поводу и зашла...

– Чего будешь? Кофе? Шоколад? Кофешоколад?

Мамайкина сурово боролась за стройность форм, и отказалась от всего.

– Каждый должен прийти в маскарадном костюме. Только в новом, в прошлогодних нельзя. Ты не против прийти в маскарадном костюме?

– Не против, – согласился я. – Только костюм я сам найду, а то вы какое-нибудь гестапо придумаете, буду как дурак выглядеть...

– Вот и отлично!

Пышущая тайной Мамайкина встала и направилась к выходу.

– Посидела бы еще, – предложил я. – А то забежала на минутку... Я диск купил: ночной Нью-Йорк, Новый Орлеан, попутешествуем...

– Я вообще забежала только про вечер поговорить. – Мамайкина поморщилась. – А вообще мне историю повторить надо, в понедельник контрольная, а ты же знаешь, я в истории не сильна. Лазерова ко мне должна прийти, вместе учить будем... Так что мне пора.

– Давай я тебя подвезу, – предложил я вдруг.

– На своей табуретке? – брезгливо поморщилась Мамайкина. – Нет уж...

– Это «Хонда», между прочим, – обиделся я, – не табуретка...

– Табуретка с мотором. Всю прическу на ней растреплю...

– А зачем тебе прическа? – настороженно спросил я.

– Глупый вопрос, девочкам такой не задают. Не надейся, на твоей мопедке я не поеду.

– Я бы тебе шлем дал с подогревом, – вздохнул я. – И куртку немецкого летчика. У ней на спине дырки от пуль...

– Лучшая куртка для девушки – это автомобиль, – задумчиво изрекла Мамайкина. – Лучший шлем – тоже автомобиль.

– Я медленно поеду, – сказал я. – Потихонечку, не растрясешь ты свою прическу, не боись.

Мамайкина скрючила морду.

– Да... – протянула она. – Да... Слышал, говорят, Чепряткову отец купил настоящий багги. Он всех катает по пляжу...

Я сломался. Я слаб, а Мамайкина «Вице-Мисс Лицей». Это железобетонный аргумент, человек не может сопротивляться «Мисс Лицей», даже вице. Мы отправились в гараж. По пути Мамайкина рассказывала мне о достоинствах чепрятковского багги, многие на нем катались и отзывались совершенно в восторженных выражениях.

Я молчал. Вспоминал, куда мать прячет ключи от своей малолитражки. Кажется, в банку с гвоздями. Или под канистры?

Оказалось, что в банку.

Я достал ключи, открыл дверцу. Из машины вывалился густой аромат духов и сандалового масла – в последнее время мать стала заядлой фэншуисткой и обнаружила в себе склонность к тотальной гармонизации пространства, в том числе и автомобильного. Правда, меры в гармонизации не знала. Сама мать уже две недели пребывала на турецких курортах, а запах не выветрился.

Мамайкина брезгливо покривилась.

– Что-то не так? – спросил я.

– Поедем лучше на этом. – Мамайкина кивнула в сторону джипа старого. – На такой машинке только домохозяйки ездят.

– Это мамина машина, – сказал я. – Хорошая, американская. Мать на курорт поехала, машина ждет...

– Я вижу. Похожа на мыльницу... А это...

И Мамайкина любовно похлопала по крылу джипа.

– Настоящее тачило.

Во, крапива... Старый меня убьет. Протрет в протирочной машине, затем дистиллирует в перегонном кубе.

– Там надо тормознуху поменять, – робко отбивался я от королевы красоты. – Можем влететь...

– Понимаю, – кивнула Мамайкина. – Ноги до педалей не достают...

– Почему это не достают?! – покраснел я. – Достают. В прошлую субботу мы со старым ездили за вениками, так я до самой Отомицы вел...

– Ну, с папочкой любой может, – усмехнулась Мамайкина.

– При чем здесь папочка? Я и сам могу.

– Все так говорят.