Марш экклезиастов - Ирина Андронати Страница 9

Рёв и грохот продолжались, но как бы за углом. Он опасливо посмотрел вверх на четырёхугольник входа. Там что-то громоздилось — вроде бы куски арматуры, — но выход оставался. И свет кой-какой оттуда сюда просачивался…

— Кажись… — начал Шандыба, но что именно «кажись», так и осталось неизвестным: землю выдернули из-под ног.

Костя дёрнул Николая Степановича за руку, указывая влево и вниз. Там — как раз возле ресторана, из которого вечность назад они вышли — вдруг расселась земля, и из трещины полыхнуло дымно и багрово. Вдруг оказалось, что весь внутренний дворик заметён грязным снегом. Кабина лифта тряслась так, словно её столкнули вниз с уступчатой пирамиды.

— Это землетрясение! — прокричал Костя в ухо Николаю Степановичу.

— Да! — заорал в ответ тот.

— Упадём!

Вместо ответа Николай Степанович тряхнул его за плечо. Действительно, нужно было по-настоящему что-то делать.

«Дорожный набор» — в левом кармане… карты, подставка для карт, стальной пенальчик с тремя чёрными свечами, подсвечничек, спички… Так, что у нас тут со сторонами света?.. Единственная непрозрачная стена — это дверь лифта, и обращена она… обращена она… примерно на юго-восток. Нет, даже представить не берусь, куда попадём. Должно быть место с какой-то вертикальной плоскостью, хотя бы с толстым деревом, а значит — суша…

Поехали.

Он ободряюще подмигнул Аннушке. Она всё поняла и побледнела. Перед всеми этими древними заморочками у неё был бессознательный непреодолимый страх — примерно так же другие женщины боятся змей, мышей и пауков.

Николай Степанович пристроил свечку на подсвечнике, напоминающем канцелярскую кнопку, в подставке-зажиме закрепил карту — любимую свою трефовую девятку; потом прокричал Косте на ухо:

— Когда откроется дверь… — и дальше жестами: Армен — первый, Нойда — вторая, Шаддам — третий, Толик — четвёртый, ты — пятый, Аннушка — шестая, я — замыкаю.

Спорить не стали. Некогда было спорить.

Тряхнуло снова. Левое крыло здания — то, над рестораном — заметно перекосилось; из трещины в земле вдруг вымахнул огромный столб огня — почти до крыши. Он продержался несколько секунд, почти не склоняясь под порывами ветра, потом нехотя рассеялся.

Лифт ощутимо сдвинулся и накренился.

— Мы поднимаемся?

— Нет! Напротив! Мы опускаемся!

— Хуже — мы падаем!

Коробок со спичками вылетел из руки, спички рассыпались. Николай Степанович полез в карман за зажигалкой…

Когда стена бильярдной рухнула и стало светло, Шандыба в первый момент обрадовался, потом сообразил: они же под землёй! Откуда тут свет?.. И тут же страшно запахло тухлятиной — так, что он задохнулся и сел на пол.

— Это ад, — тихо сказал над ухом Шпак.

Но Шандыба уже и сам видел: там, где только что была стена, раскрылась пропасть. Она раскрылась до самого верху, оттуда и дневной свет. Но она раскрылась и до самого низу… и откуда Шандыба это знал, он не сказал бы ни за что. Просто такова она была, эта пропасть. Бездна без дна.

Полыхнуло огнём, и снова стало чем дышать.

Пол — отличный пробковый пол — дрожал. Всё сильнее и сильнее.

Они заползли за бильярдный стол и частично даже под него. Под правую руку Шандыбе подвернулся кий. Это немного успокоило — как будто возвращаются прежние добрые времена, когда ещё не было в свободном владении бейсбольных бит, и он пользовался для дел обломанным кием.

Кии, обрезы двустволок, арматурные прутья… Молодость. Молодость, чёрт бы её побрал…

Они лежали, пытаясь отдышаться. Вверху глухо рвануло, и, как ни странно, на секунду зажглись лампочки. Потом померкли, но продолжали чуть-чуть светиться. Этот свет смешивался с тем серым дневным, что просачивался сквозь щель, и с теми красными отсветами, которые бродили по потолку — получалось что-то немыслимо жуткое. Но глаза постепенно привыкали хоть к такому свету…

— Ты смотри… — прохрипел вдруг Шпак. — Ты только смотри…

Шандыба и сам не собирался высовываться.

Шпак лежал слева, и ему было видно то, что от Шандыбы загораживал маленький перевёрнутый пул. А там, за пулом, вдруг послышалась какая-то возня — и раздался свирепый исчезающий визг!

Потом заскребло по полу, раздалось внятное электрическое гудение — и наконец Шандыба увидел всё. Увидел то, что Шпак видел раньше него, отчего и лежал сейчас рядом тугой абсолютно неподвижной замороженной глыбой…

То, что выползло в проход, в первые секунды похоже было на игрушку. Суставчатое тело на вытянутых гусеницах, торчащий вверх и тоже суставчатый хвост с клешнёй на конце. Почему-то Шандыба понял, что дьявольский механизм пятится… и верно: вот показалась шея, и вместо головы — проклятье! — покачивал вверх-вниз укороченным хоботом «Кольт-Браунинг» пятидесятого калибра! Коробка с патронами висела снизу, как зоб у пеликана. А по сторонам «головы» таращились на всё вокруг множеством глазков-объективчиков видеокамеры — наверное, чуть ли не кругового обзора…

Но, может быть, они всё-таки смотрят не сюда?..

Тварь ещё дёрнулась назад — и выволокла из-за пула отчаянно цепляющегося за воздух пацана-коридорного. Она держала его передними клешнями за обе ноги, но он продолжал как-то брыкаться.

Ствол пулемёта в задумчивости опустился, уставился на паренька, затем задрался к потолку, и из-под «зоба» стало выползать-выбираться что-то ещё — надо полагать, калибром поменьше или вообще колюще-пилящее…

Точно. Круглая пила.

Мысли Шандыбы, как всегда на крутых разборках, потекли медленно и плавно. Правда, потом он не смог вспомнить ни одной. Было в них что-то про лесопилку в Бендерах и про лягушек. Как это увязывалось с тем, что он сделал, Шандыба не знал.

Он встал и опрокинул на тварь тот бильярдный стол, под которым сидел. Стол был хороший, центнера в два точно. Тварь успела среагировать, отпрыгнула, отпустив мальчишку, но всё-таки углом стола ей вмазало по той высунувшейся хреновине с пилой и по одной из видеокамер. Вторую камеру Шандыба разнёс кием. Потом он вручную выломал из хвоста твари ту клешню, оказавшуюся кусачками, и перехватил пару кабелей, идущих к пулемёту. Ослепшая тварь дёргалась туда-сюда, пытаясь сбросить невесть откуда взявшегося укротителя, потом мёртво стала.

Пацан лежал без сознания, Шпак осмотрел его на скорую руку, махнул рукой: на вид страшно, но ничего серьёзного.

Они поколдовали над пулемётом. Нормальная гашетка отсутствовала, но если вот этот и этот провод соединить, то получается электроспуск. Шпак зачистил концы, и они опробовали трофей, пальнув разок в сторону разлома.

И оттуда вылезла вторая тварь.

Аннушка наклонилась к самому уху, но Николай Степанович даже не расслышал, а догадался: «Брюс!»