Кровью! - Нэнси Коллинз Страница 9

После трех часов работы и обзвона восьмидесяти шести служб сообщений он позвонил в «Телефон Ансерд, Инк.» и спросил, может ли он поговорить с главой «Индиго Импортс».

– Извините, сэр, мы всего лишь служба ответов. Не хотите ли оставить сообщение?

Нашел. Стараясь не выдать голосом волнение, Палмер сказал:

– Да. Скажите, что звонил Вильям Палмер. Очень важно, чтобы она со мной связалась. Меня можно найти по телефону 465-9212, – добавил он, прочитав номер на аппарате.

– Очень хорошо, сэр. Я обязательно передам.

Палмер повесил трубку. Гуляние по городу подождет.

~~

Она позвонила в шесть вечера. Палмер немного задремал, приняв пару бокалов дорогого бурбона, который нашелся в баре, и чуть не свалился с дивана, пытаясь схватить трубку до второго звонка.

– Да?

Сначала молчание в линии, потом женский голос:

– Мистер Палмер?

– Да, это Палмер.

– Что вы от меня хотите, мистер Палмер?

– Я частный детектив, миз Блу. Меня нанял ваш дед, доктор Панглосс, чтобы вас найти.

– Вы работаете на него? – В голосе слышались одновременно подозрительность и любопытство.

– В некотором смысле. Скажем так, он мне оказал услугу, и я у него в долгу. Все, что мне известно, – это то, что я должен передать вам письмо. Я бы хотел, если возможно, встретиться с вами.

– Вы будете один. Это не был вопрос.

– Конечно. Назначайте место и время, когда вам удобнее.

– Хорошо. Вторник, одиннадцать часов вечера, «Площадка Дьявола», на углу Декатур и Губернатора Николса.

Сигнал «занято» загудел разъяренным шершнем. У Палмера тряслись руки, рубашка прилипла к спине. Это была та женщина. Женщина из сна. Он узнал голос.

Заморгав, Палмер потер лоб ладонью. Господи Иисусе, что же тут творится, черт побери? Кислота, что ли, действует, которую он еще в семидесятых принял? Если да, то очень неудачное время она выбрала для флэшбека.

И вообще очень многое изменилось с тех пор, как он вышел из комы. Иногда ему казалось, что последние тридцать восемь лет он провел во сне, как лунатик, и только сейчас проснулся. А иногда – что он на грани полного и окончательного ментального коллапса.

Палмер никогда не считал себя эмоциональным тупицей, но до этого «инцидента» и кошмаров особых тоже не видел. Во всяком случае, с детства. Тогда у него бывали интересные сны, но родителям не нравилось, когда он эти сны рассказывал, так что он перестал.

Отец говорил, что нечего рассусоливать о том, «что ненастоящее и никогда настоящим не будет», это бессмысленно, только сбивает с толку и ведет (по странной логике, доступной, кажется, лишь его родителям) к безумию.

Если Палмер пытался обсудить этот последний пункт, отец грозил ему дядей Вилли.

«Будешь морочить себе голову всякими выдумками, кончишь как дядя Вилли. Он тоже всегда волновался насчет того, что видит во сне. И где он теперь? В дурдоме, вот где! И ты будешь с ним в одной палате, если не бросишь заниматься ерундой!»

Палмер криво улыбнулся, потянувшись за бурбоном.

«Подвинься-ка, дядя Вилли. Кажется, у тебя ожидается компания».

~~

Толпа несла Палмера по Бурбон-стрит. Это было медленно и очень тесно, но Палмер, несмотря на тесноту, шум и вонь мусора у тротуаров, радовался жизни.

Был Марди-Грас, второй вторник масленицы, и весь этот день Палмер шатался по узким улочкам Французского квартала, любуясь маскарадными костюмами и пробуя различные виды местного алкоголя. Бражники с балконов осыпали шествие бисером и безделушками; иногда у пьяной туристки обнажались грудь или зад, и тут же вспыхивал пожар фотовспышек и лился дождь конфетти. Все это было глупо, плоско, пошло и тупо. Палмеру очень нравилось.

Из этой сельдяной бочки он выбрался на следующем перекрестке и направился к Джексон-сквер – посмотреть на костюмированное шествие мимо базилики Св. Людовика. Его позабавила группа в лягушачьих масках, разогнавшая кучку крайних фундаменталистов, которые протестовали против нечестивого веселья. А сделали они это, раздавая свои поддельные брошюры на религиозные темы. Палмеру такая акция очень понравилась, и он даже предложил заплатить за эту литературу.

– Да не надо! – усмехнулся молодой человек из-под ткани лягушачьей маски. – Нам бы только мудаков тех позлить. А вообще-то когда люди предлагают деньги нам, а не им, – вот это их достает по-настоящему! Они уже тут несколько лет торчат, как больной зуб в заднице. Хотя сейчас их уже стало поменьше. Наверное, три раза они хорошо получили по балде: скандал с ПТЛ, старого Джимми поймали на Эрлайн-хайвей, а потом – культовая бойня этой жуткой бабы – Кэтрин Колесс – в прошлом году. Ладно, мистер, все равно спасибо! Счастливого Марди-Граса! И помни, брат: Лягушка Квакает О Грехах Твоих!

Парнишка засмеялся и бросился догонять своих.

– Неужто вы предлагали им деньги, сэр? – Палмер обернулся и увидел излишне румяную женщину в футболке с надписью: «Крестовый поход! Христос – наш ответ!» Глаза у нее были настолько увеличены сильными очками, что будто плавали перед лицом. – Они выполняют работу Дьявола, передразнивая слово и деяние Божие! В аду будут они гореть в Судный день! Иисус любит тебя, даже если ты грешник! Покайся в грехе своем сейчас, преклони со мной колена и молись о спасении души своей, и не поздно тогда будет для тебя...

Палмер затряс головой, ошеломленный напором и безумием женщины настолько, что ничего не мог сказать. Только отделавшись от нее, он заметил, что она ему сунула в карман брошюру. С букв заглавия стекали красные капли: «Готов ли ты к концу времен?»

Судя по приводимой ниже иллюстрации, готовых не было. Полные ужаса грешники в лохмотьях бежали от летающих насекомых размером с крупного пса, потерявшие человеческий облик преступники пытались утолить жажду возле питьевых фонтанчиков, плещущих кровью; грудастая в стиле «MTV» Блудница Вавилонская скакала верхом на Звере о семи головах, а на заднем плане девятисотфутовый Иисус улыбался благожелательно сотням душ, взмывающим к небу из переплетения разбитых и брошенных автомобилей.

Палмер брезгливо отшвырнул назойливую брошюру и поспешил прочь поискать пива.

Следующие несколько часов он провел за питьем причудливых смесей, заедая их таким количеством гренадина, что горло стало гореть. Наступил вечер, и будто сговорившись, семейная публика исчезла с улиц, оставив лишь твердокаменных гуляк прощаться с плотскими радостями.

Надрывное, почти истерическое чувство покинутости примешивалось к маскараду. Пьяная возня превращалась в открытые драки, и трудно уже было отличить вопли от хохота. Глаза веселящихся блестели из-под фальшивых лиц, будто за оставшиеся часы должны были впитать как можно больше этого разгула перед возвратом в реальную жизнь.

Желание, читавшееся в этих помутневших, невидящих глазах, притягивало и отвращало одновременно. Палмер был будто окружен тысячами опустошенных людей, отчаянно ищущих, чем себя наполнить, и ему представлялось, будто они с воплем и смехом наваливаются на него и пожирают его душу, как лев выедает мозг из разгрызенной кости.