Золото мертвых. Дворянин - Юрий Корчевский Страница 9

Среди генералов и офицеров прошёл лёгкий гул. Есть всё-таки победа. Но, по мнению Андрея, победа была пирровой.

Андрей продолжил: он решил высказать всё, а там – будь что будет.

– Азовское море – оно закрытое. Выход в Чёрное море – через узкий пролив, который перекрыт турками. Что получаем в итоге? Море Азовское есть, а выйти в Чёрное море или дальше, в Средиземное, к другим странам, рынкам, не можем. Вывод: захватив Азов и обеспечив акваторию Азовского моря, надо брать Керчь или весь Крым – тогда будет свободное мореплавание. Полагаю, сил армии и флота сейчас недостаточно, дабы развить успех и отбить Керчь. Коммуникации растянуты, быстро получить провизию, порох, свинец и ядра невозможно. А теперь, Пётр Алексеевич, можешь меня на плаху отправить. Я сказал свои выводы.

Наступила мёртвая тишина – было слышно, как переминаются за стенками шатра патрульные.

Пётр уткнулся глазами в пол, правая щека его подёргивалась в нервном тике. Потом он поднял голову, и от его тяжёлого взгляда многие генералы и офицеры стушевались, куда и хмель делся.

– Так! А ведь всё верно обсказал, шельмец! И когда только сообразить успел? Да мало того, ещё и смелости хватило ложку дёгтя в бочку мёда добавить! А почему воеводы мои мне сей вывод не обозначили? А?

– Не успели, Пётр Алексеевич! Зачем праздник портить? Ведь первая серьёзная победа! – вразнобой посыпались ответы.

– Ну да, как похмелье тяжкое после праздника. Франц, готовь завтра же бумаги. Надо строить флот, армию коренным образом менять. Чего приуныли? Азов-то взяли! Наливайте!

Праздник продолжился. Но вокруг Андрея образовалась пустота, офицеры потеснились. Видимо, опасались опалы или немилости царской. А ведь опала – она как чума, приклеиться может. Потому и отодвинулись. Никто не знал, даже предположить не мог, чем для Андрея закончится пир. Ожидаемая гроза миновала, но что будет завтра?

Андрей же казнил себя. Ну чего, спрашивается, полез? У Петра генералы есть, Лефорт в лучших друзьях. Скажи они – и Пётр бы воспринял всё нормально. Андрей же пока никто, в глазах офицеров – иностранец, фортификатор и выскочка. С тем же Лефортом Пётр знаком давно, ещё когда прискакал вместе со своим родственником, Патриком Гордоном, в Троице-Сергеев монастырь. Там укрывался от возможного поражения Пётр, ускакав ночью из Преображенского.

Ныне Лефорт нездоров – он не оправился от ранения и последующего сепсиса, полученных им ещё в прошлогоднем походе. Чувствовал он себя неважно и в дальнейшем даже возвратился в Москву не в карете и не верхом на лошади, а на санях – так меньше трясло. И может быть, именно из-за нездоровья он не смог проанализировать итоги победы, а может – не захотел говорить при всех, дабы не умалить победу. Говорил же Андрею отец: «Не гавкай там, где надо лизнуть!»

Ночь Андрей провёл беспокойно, а поутру в сапёрную команду прибыл гонец:

– Куртени – к царю!

Похоже, началось. Что-то ему сулит это приглашение? Пётр молод, ему только двадцать шесть лет – возраст, когда всё вокруг либо чёрное, либо белое, либо друг, либо враг. Кем он посчитает Андрея?

Андрей даже смалодушничал, в душе мысль мелькнула: вскочить на лошадь и ускакать из лагеря. Но эту мысль он тут же отверг. В степи татары бродят, на обозы нападают, а у одиночки шансов добраться до того же Воронежа немного. Будь что будет!

Андрей вошёл в шатёр с бьющимся сердцем – что решил царь?

– Здрав буди, государь!

– Здравствуй, возмутитель спокойствия!

Смотрел царь исподлобья, но на устах была улыбка.

– Обдумал я всё, что от тебя вчера услышал. Не скрою, неприятно. Столько денег на поход затрачено, сил, а выходит – впустую. Война – это прежде всего деньги, француз.

– Разумею. Но и польза есть.

– Какая же? – вскинулся Пётр.

– Не впустую деньги пропали, ведь не пропиты в кабаке. Приобретён опыт – как войско организовать, кого командиром назначить. К штурму готовиться надо: крепость в кольцо брать, с моря блокировать, подкопы сделать. До взрыва не дошло, но будь он – через проломы в стенах пехота бы ворвалась. После боя анализ надобен: какой командир, какое подразделение себя лучше проявило. Ежели потери в роте или батальоне маленькие, а толк большой, скажем – пушки захватили или цейхгауз, такого командира на заметку взять надо.

– Ты говоришь, как Лефорт! Вы как Диоскуры. Знаешь про таких?

– Кастор и Полидевк.

– Ну да, европейское воспитание! Коли говорить начал, давай уж до конца.

– Князь или боярин во главе батальона или полка – это, конечно, почётно. Но иной князь по уму да по знаниям плутонгом командовать не способен.

Плутонгом в русской армии назывался аналог взвода. Рота делилась на четыре плутонга. Обычно плутонгом командовал капрал, а ротой – капитан.

– Про это пока молчи, это в Европах возможно! У нас же попробуй поставить толкового капрала из бывших холопов выше подпоручика из боярского рода – обида будет! Сам думаю перестроить армию. Не происхождение благородное должно первенствовать, а знания и разумения.

– Здравая мысль! А ещё – судовые командиры не обучены, суда наспех построены, из сырого дерева. Сгниют они скоро, и не будет у тебя флота, государь.

Пётр скрипнул зубами:

– Другому бы не спустил таких слов, да ты наверняка иноземные суда видел и знаешь, как оно должно быть. И про дерево сырое знаю, мастера-корабелы мне уже сказывали. Только дай время, из сухого дерева суда построим, на голландский манер. И людишек обучим. Будет в России флот могучий, ещё англичане завидовать будут. И флаг российский над всеми морями реять будет. Верю в сие!

– Ты государь, под тобой вся Русь, и тебе решать, куда её повернуть. А я человек маленький, на ошибки указать могу, только и всего.

– Не прибедняйся. Ты вчера на пиру то сказал, что генералы не поняли. А если и поняли, сказать убоялись, думали – в опалу попадут за слова прямые. Тут ведь дело такое, без ошибок не бывает. Но из каждой незадачи выводы делать надо, пользу извлекать, дабы ошибок впредь не допускать.

Андрей стоял молча. Похоже, сейчас Пётр не с ним говорил, а сам с собой, свои мысли вслух озвучивал. Рассуждая, ходил по шатру, иногда взмахивал руками – он явно что-то обдумывал.

– Ты ещё здесь?

– Позволения уйти не было.

Пётр уселся за стол, обмакнул перо в чернильницу, размашисто подписал бумагу, присыпал влажные чернила песком и смахнул его.

– Иной раз сказать что-то смелости надо иметь больше, чем в бою. Жалую тебя капитаном, француз, ротой будешь командовать. Полагаю, я ещё не раз о тебе услышу.

– В каком полку?

Пётр понял подоплёку вопроса:

– Ну ты нахал! Я сам в Преображенском бомбардиром числюсь. Пока в простом службу нести будешь.