Песня зверя - Кэрол Берг Страница 9

Получив королевский приказ, я с сожалением извинился, поднялся из-за стола — мы как раз обедали, было вкусно и весело, — привел себя в порядок и стал думать, брать ли арфу. В конце концов я ее взял: было бы неловко, если бы оказалось, что меня зовут играть, и пришлось бы послать за ней. А зачем еще Девлин мог позвать меня?

В уютном ухоженном садике были аккуратные клумбы дивных цветов, стриженый кустарник и медный фонтан в виде вставшего на задние лапы дракона, который извергал вместо пламени воду. Вечерело, было прохладно, закатный свет мягко золотил зелень, и я, как всегда, поднял глаза — не появятся ли в небе алые искорки. Ждал я недолго. Кузен мой выбежал в сад из залитого светом дворцового флигеля. Был он не менее элегантен, чем его сад, — в зеленой атласной рубашке, узких черных панталонах и черном шелковом плаще, застегнутом золотым дракончиком с рубиновыми глазами. После коронации он отрастил бородку и теперь выглядел старше меня куда больше, чем на полгода. Да и бремя золотого обруча на таких же темных, как у меня, волосах сыграло свою роль. Я опустился на одно колено, он жестом велел мне подняться. Мы по-прежнему были одного роста.

— Поди тебя поймай, — пробурчал он и увлек меня по выложенной плитками дорожке. Он всегда был непоседой.

— За семь лет я и трех ночей подряд под одной крышей не провел, — отозвался я.

— Ну, надо платить за такое призвание.

— Конечно.

— Признаюсь, никогда не думал, что твое имя станет известней моего, — проговорил он. Я слушал его очень внимательно, но не услышал ничего, кроме ехидства. — Мне говорят, что тебя коснулись боги, а я всегда отвечаю, что, когда тебе было восемь, мы с тобой полезли в пещеру Венлок пугать нетопырей, у тебя загорелись волосы, и пришлось спихнуть тебя в озеро, чтобы их потушить.

Я рассмеялся.

— Наверно, это боги наслали на нас грозу на обратном пути, чтобы огонь уж точно погас.

— А и правда. Никогда об этом не думал.

Мы пошли молча. Я счел за лучшее подождать, когда он сам что-нибудь скажет. Наконец он остановился у фонтана-дракона. Сейчас он совершенно точно думал отнюдь не о наших детских забавах. Ввинтившиеся в меня глаза были как обсидиан.

— Ты только что из Эсконии. — Это было утверждение, а не вопрос.

— Да.

— И что ты там делал?

Самое время отшутиться. Все на свете знают, что я там делал. Но вопрос был задан тоном вовсе не легкомысленным, и я ответил вполне серьезно:

— Пел в пятнадцати городах, сколько было деревень — не помню. Играл на сотне свадеб и праздников совершеннолетия, похорон, кажется, было не меньше. Облазил разрушенные храмы в Хореме. Провел ночь в ледяной пещере на вершине горы Пелгры, хотя сам не понимаю, зачем я это сделал. Слышал, как воют денацийские волки, а еще слышал снежного жаворонка — первый раз в жизни. Не отказывался ни от приглашений, ни от просьб, ни от возможности поучиться. В общем, делал все, что должен, к чему привык… и что хотел.

Я подумал, что он сможет повторить все слово в слово — так внимательно он слушал, а слышал он куда больше, чем просто слова. А ведь у нас больше общего, чем я думал.

— Ты был в Кор-Мараге.

Я почувствовал легкий укол… нет, не вины — чего-то другого… гордости, стыда, протеста? В Кор-Мараге квартирует, прибывая в Эсконию, северный драконий легион. Они там как раз были.

— Знаешь, очень люблю на них смотреть. До сих пор. — Я улыбнулся, произнося эти слова, но они упали между нами, как свинец. Ложь тяжелее прочих слов. Вовсе я не любил смотреть на них и думать, что они творят. Вот слушать — это да, но не мог же я объяснить, зачем я это делаю. Лучше солгать и забыть.

— Вот и я об этом слышал. Ты все время следуешь за ними. Куда бы ты ни ехал, они там, и стоит им где-то объявиться — и ты туда же.

Я не ответил. Не мог же я это отрицать, но и обсуждать нечто столь личное и святое с человеком, которого я едва знаю… Я же никому не говорил, зачем я это делаю, никому — с той самой ночи, когда мне было одиннадцать и учителя заявили, что Роэлан хочет драконьим ревом усмирить мою гордыню. Это была тайна. Это было что-то между мной и Роэланом, чего я не мог объяснить словами. Но Девлину, кажется, нужны были именно слова.

— Эйдан, расскажи зачем. — Теперь со мной говорил мой кузен, а не король, и если бы я тогда это понял, то попробовал бы, наверное, как-то объясниться, и моя жизнь была бы совсем другой. Но я слишком привык жить в собственном мире, а в его мир я не пожелал заглянуть.

— Я иду туда, куда меня зовет мой бог. — Как выспренно и глупо, должно быть, это прозвучало!

Он нетерпеливо мотнул головой.

— Держись от них подальше.

— Но я же…

— Держись подальше, ладно? Пусть тебя больше возле них не видят. Нигде. Понимаешь? Я так хочу. Я не держу на тебя зла, но это… что бы ты ни делал… Имей в виду: тебе запрещается ближе чем на лигу подходить к драконьим легионам. Запрещается.

Услышав этот приказ, я остолбенел, и прошло какое-то время, прежде чем я смог выдавить: "Слушай, Девлин…" Но король уже ушел. У дверей залитого светом дворца его встретил могучий человек в форме Всадника. Внушительное сложение, лысина, горбатый нос и полные изогнутые губы — это был Гарн Мак-Ихерн, верховный командор Клана и глава Элирийских драконьих легионов. Они о чем-то посовещались, но пока я собрался с мыслями и взбежал по ступеням, уже скрылись внутри. Путь мне преградили два стражника. Камергер, который проводил меня в сад, неслышно возник у моего локтя и учтиво указал в сторону боковых ворот.

На следующий день Девлин покинул Валлиор и отправился во главе своих легионов покорять Китар — мятежную восточную страну. Добиться аудиенции мне не удалось.

Несколько недель спустя я поехал в Абертен — крошечное королевство в горах. Тамошний король был вассалом Девлина. У короля Джермонда были три дракона. В отличие от большинства правителей, он держал их поближе к дворцу, там же, где помещались знатные заложники, которых он захватил у врагов. Столица Абертена была достаточно уязвима, а близость драконов — символов могущества — придавала жителям мужества. Джермонд попросил меня спеть на пиру по случаю совершеннолетия его сына. Я не мог отказаться, хотя приказ Девлина еще звучал в моих ушах.

Я лежал в роскошной постели в королевском дворце, а драконы яростно рычали. Их рев не давал мне уснуть, и я отправился на пустошь, где их держали, и сел на скале, откуда их было хорошо видно. Не зная покоя, драконы летали над пустырем, изрыгая алое пламя, оно быстро гасло, потому что гореть было уже нечему. Их голоса гремели от гнева и печали. Той ночью я несколько раз принимался петь, и мне казалось, что все Семеро богов поют во мне. Сердце у меня едва не разрывалось от великолепия этой музыки.

Спустя три дня после возвращения в Валлиор, ночью, меня арестовали по обвинению в измене. Те два офицера сказали, что я помогал врагам Элирии, хотя в чем именно я виновен, мне так и не сообщили. По глупости и наивности я потребовал аудиенции у короля. Я настаивал, чтобы мне сообщили, в чем моя вина, и заявлял, что народ будет искать такую знаменитость, как я, и узнает, как несправедливо со мною обошлись. На все это я получил лишь один ответ — офицер, чье лицо я не смог разглядеть в тени, поднял руку, и крепкие солдаты с жесткими лицами уволокли меня прочь. На руке офицера я разглядел красный силуэт дракона — знак Всадника. Я сшиб светильник, он покатился к нему, масло разлилось и ослепительно вспыхнуло, и я увидел горбоносое лицо командора.