Империя "попаданца". "Победой прославлено имя твое!" - Герман Романов Страница 9

– Я… я не тот, за кого вы меня принимаете… – почти проблеял Петр, округлившимися глазами глядя в лицо императора.

– Ах, ты еще и лжешь деду своему в глаза! – Оплеухи одна за одной летели, щедро отпускаемые пудовыми ладонями. – Ах ты, выкормыш, щучий потрох, да я тебя…

Выдохнувшись, Петр Первый отпустил Рыка. Тот, закрывая руками разбитое лицо, попятился.

– Ты слишком суров к нему, ваше императорское величество! – Подошедший Алексашка стоял около Петра Первого, с интересом разглядывая Рыка, сидевшего на земле. – Что возьмешь с убогого? Да он на лошади сидит, как собака на заборе, от пушечных залпов так вообще едва штаны не мочит, а на море же блюет, как обрюхатившаяся фрейлина.

– Ты говори, да не заговаривайся! Когда это наша кровь убогих рождала? Дух мой не вытравишь, чужой кровью не разбавишь!

– Мыслю я, что немчура поганая его учила, да не так и не тому.

– Этому учить не надо, это впитывается с молоком матери.

– Вы же прекрасно знаете, что мать его, дочь ваша Анна, умерла, когда ему было два месяца…

До Петра потихоньку начало доходить, что этот второй был Меншиковым, верным соратником Петра Великого.

– Ну, сейчас я сиротку и привечу знанием да умением, накрепко вобью! – Петр Первый наотмашь ударил Рыка тростью по голове.

Боль от удара заполнила его разум, так что все остальное он осознавал с трудом. Последние слова Петра Первого доносились уже сквозь туман, плотно окутавший Рыка…

– Уййй!!! – осознав себя уже наяву, Петр чувствовал, как дикая боль плещется в голове.

Матерясь вполголоса, он схватил край одеяла и стал вытирать лицо. Ткань окрасилась кровью, его кровью.

– Да что же это такое?! – Рык с трудом сполз с кровати и плюхнулся на пол. Кровь с разбитого лица заливала рубашку и ковер.

– Ни хрена себе император?! Смертным боем лупцует! – Петр пребывал в прострации. – Во сне, а все наяву. Бес он, а не дедушка. Оживший кошмар…

Ковыляя и тихо ругаясь про себя, Петр подошел к столику, приложил салфетку к рассеченной брови и щедро плесканул на лицо из графина. От холодной воды стало полегче.

Отставленную за ужином водку, примерно половину от налитого, грамм сто пятьдесят, Рык махом вылил в рот в качестве обезболивающего. Скривился гримасой от сивушного омерзения, хоть и хороша была водка, торопливо закусил пластинкой ветчины.

Перевязав кое-как лоб, он стал оттирать руки от крови другой салфеткой, предварительно плеснув на нее остатками водки из бокала.

Руки?! Он только сейчас, вытирая с них кровь, разглядел то, на что раньше в сумрачном свете свечей не обратил внимания. Еще бы, события вчерашнего вечера и то, насколько он был увлечен Лизой, не оставили времени на разглядывание себя самого, любимого. Руки-ноги двигались, что надо шевелилось – и ладно, а что еще нужно молодому парню в компании с дамой, да в постели, да с закуской. Как говорится, ближе к телу!

Только сейчас он понял, что его руки были не е г о, они были чужими – тонкие пальцы без мозолей, суставы без набитостей от занятий рукопашным боем, довольно холеные ладошки. Совсем не его руки. Пальцы машинально почесали в паху… и тут же отдернулись. Петр посмотрел вниз, – твою мать, и там тоже не мое!

«И ты будешь, и не ты!..» – замерев на секунду, он вспомнил сумбурное пророчество, мгновенно пронесшееся в его мозгу, и, повинуясь порыву, кинулся к окну. Стекло отсвечивало, и Рык увидел в нем свое отражение, но, когда разглядел себя, отшатнулся.

Петр бросился к часам, вернее, к полированной стенной бронзовой пластине рядом, сняв на ходу шандал со свечами, и заглянул, как в зеркало.

На него смотрело совершенно незнакомое лицо – небольшое овальное личико мужчины лет тридцати, курносый вздернутый носик, узкие, но хорошо очерченные губы, подбородок с ямочкой. И лицо все в оспинах, будто после Лизы черти немало выпили и с утроенной энергией принялись за него.

– Мать моя женщина, только этого не хватало! – Петр ощупывал свое лицо, но и без этого было понятно, что это кто угодно, только не он сам.

Беглый осмотр привел к неутешительным выводам: нет, точно не он. Шрам на щеке исчез, язык констатировал, что два выбитых в армии зуба присутствуют в целости.

«Но почему же я раньше не заметил, не обратил внимания?» – пронеслось мгновенно в голове.

Он, как зверь в клетке, заметался по комнате, меряя ее шагами от стены до стены:

– Как же: баба, жрачка, негр в панталонах… Господи, воистину, когда желаешь нас наказать, ты лишаешь нас разума и делаешь слепыми…

Спустя минуту, изучив свое тело самым внимательным образом, Рык пришел к одному четкому выводу – у него совершенно чужая оболочка, причем меньшая по размерам! Намного меньшая!

Петр чувствовал, что сходит с ума. Прислонившись к стене спиной, он сполз вниз и сел на пол, обхватив руками голову.

Мысли проносились роем растревоженных пчел и спустя добрых полчаса сплелись в определенную версию. Душа есть у каждого человека, а все эти материалисты-философы суть выкидыши науки. В Бога веровать надо! И теперь его душа переселилась в чужое тело! Какой же он глупец, что не понял этого прежде! А Лиза просто не осознала, что в теле ее любимого чужая душа. Но как он сюда попал? Можно ли вернуться назад, в свое тело, а если нельзя, то кто он? И как дальше жить?

…Мучительно хотелось курить. За окном стало совсем светло, почти пять часов утра. Голова жутко раскалывалась от напряженной работы мысли. За это время он понял многое, или думал, что понял.

Петр посчитал, что тогда, сорвавшись с трубы, он или погиб, или надолго лишился сознания. И в этот момент душа освободилась от тела и каким-то образом переселилась в это новое для него тело. А душа прежнего хозяина, видимо, совершила примерно такой же процесс.

Петр напрягся, ведь Лиза что-то ему говорила. Теперь он вспомнил ее слова и тщательно их проанализировал, получив примерно такую информацию – предшествующий хозяин тела, «государь», упал вчера утром с лошади и надолго потерял сознание. Именно в этот момент их души и поменялись местами, причем ухитрились миновать временные рамки восемнадцатого и двадцатого веков.

Каким образом это получилось – совершенно не понятно. Выйти из тела можно. Потерять сознание? Умереть? Вопрос только – вернешься ли в свое тело обратно? Положительный результат более чем сомнителен, его вероятность ничтожно мала. Осталось только понять, кто он и как дальше жить в чужом обличье.

Через минуту Рыков был охвачен не страхом, а диким ужасом. Проклятая ведьма, она ведала, куда он попадет.

– О Боже… – простонал Петр, – вот я попал так попал. Злейшему врагу не пожелаешь. Получается, что я… Я-я, кукушка из часов «Заря»… Добрый дедушка в компании с Меншиковым приснился и надавал вполне реальных звиздюлей… Нет, если тетушка императрица Елизавета Петровна, дочь Петра Великого, то понятно, почему все обращаются ко мне – «ваше величество». Ибо он, то есть я, внук Петра Первого, Петр Федорович, император Всероссийский и по совместительству герцог Голштинский…