Туман - Диана Курамшина Страница 9

Как только данный пункт будет выполнен, возникнет второй… как им управлять? Каковы условия для перемещения? Да и сколько их? Как понять принцип его работы. Вопросы… вопросы… и не одного пока ответа.

Что меня немного страшило… не приведет ли новая встреча с туманом, к ещё большему отдалению по времени от дома.

Проблемы возникали одна из другой. Я прям почувствовала себя Чернышевским, с его известным «Что делать?». И вот странно, как и Лопухов, я скрываю себя и играю чужую роль. Хорошо хотя бы, семья меня признала.

* * *

Первая неделя в имении была именно отдыхом, я наслаждалась этой размеренной ленью и ничего не деланьем. Но постепенно всё начало надоедать, ведь, по сути, я была довольно деятельной натурой, а работа с дядей в больнице только это усиливало. Просто не знала, чем себя занять. Большая часть книг в этой библиотеке была мною перечитана ещё в другом времени, вышивать я хоть и умела, но не любила. Пришлось вернуться к занятиям акварелью. Я старалась выбираться к тому памятному месту, где мы в будущем с бабушкой тоже рисовали, и что странно, у меня пока получалось намного лучше. Глубоко внутри я этим страшно гордилась, в детстве бабушка казалась мне не превзойдённым мастером пейзажа. Ну ничего, у неё впереди ещё много лет для того, чтобы улучшить это свое умение.

После праздника Казанской летней ^[26], рисовать стало ещё интереснее. Мы выбирались на пленэр в поля, когда жатва была в самом разгаре. Небольшие стога, огромное жёлтое яровище ^[27] с медленно передвигающимися крестьянами. Яркое, слепящее солнце на голубом небе. Селянки ходили опоясанные первыми сжатыми колосьями. Вечерами в деревнях устраивали целые гулянья. Эхх… сюда бы фотоаппарат.

С 1839 года это изобретение стало постепенно покорять весь мир. Нисефор Ньепс и Луи Дагер дали нам возможность запечатлеть историю для потомков, они создали процесс фотографирования, названный «дагеротипия». Со временем повсюду возникали как небольшие фотомастерские с несколькими фонами, так и огромные фотографические храмы искусств с роскошными интерьерами и специально нанятыми стилистами, и парикмахерами.

Любой мог сделать на память фотографию. Ведь маститые художники брали за портреты около трёхсот рублей, хотя уже в пятидесятых годах за фотопортрет во многих фотоателье Петербурга нужно было заплатить всего пять. Фотоаппараты немного уменьшились в размерах, и желающие вышли на природу. Стали появляться фотоальбомы с красивыми видами, известными местами, популярными деятелями. Фотография стала отвоёвывать себе право называться искусством.

Но я не унывала и мой акварельный альбом пополнился многочисленными рисунками и портретами. Многие селяне приветливо с поклонами здоровались с нами. Мария почти не замечала этого, но на меня они посматривали с большим интересом. И этому была простая причина. Я стала их понемногу лечить.

Началось всё с местного священника. Знакомство с ним произошло в первое же воскресенье. Выяснилось, что Екатерина Петровна предпочитает посещать ближайшую церковь в соседнем селе, которую в своё время и приказала выстроить.

«Бабушка» даже не ожидала, что я соберусь в воскресенье в церковь вместе со всеми. Она была уверена, что я лютеранка. Насколько я поняла, баронесса Клейст получила возможность оставаться православной только при обещании, что дети будут одной с отцом конфессии.

По прибытию в храм, Екатерина Петровна имела недолгую беседу со священником, по результатам которой мне было разрешено присутствовать на богослужениях вместе с семьей. После службы батюшка отправился со всеми в имение, где нам и довелось побеседовать.

Отец Феофан, оказался благообразным мужчиной средних лет. Широкая, окладистая, ровно подстриженная борода, зачёсанные назад, слегка волнистые волосы, с небольшими залысинами у висков. Всё внимание к себе привлекал взгляд его больших, ярко голубых, очень умных глаз. Хотя и довольно полноватый, он был очень подвижным. Постоянно разъезжая по деревенькам своей паствы, он был в курсе всех дел. Двуколкой пастырь был так же обязан «бабушке», которая ревностно относилась к вопросам веры, и старательно помогала, и жертвовала. Для семьи батюшки, рядом с церковью был выстроен небольшой домик, выделен участок под огород. Благодаря Екатерине Петровне её духовник был обеспечен всем необходимым.

– Похвально, барышня, что вы решили искать Слова Божьего, не пленившись…

– Отец Феофан, – прервала я его. – Извините что перебиваю, давайте я сначала выскажусь, потом уже сможете благословлять… или…

Священник нахмурился, но кивнув головой, предложил мне продолжать.

– Я не очень хорошо разбираюсь в первопричинах церковных различий, наверняка они очень важные, но всю подоплёку только, наверное, святые отцы и знают, – подпустила я чуточку лести. На что батюшка улыбнулся.

– Для меня же всё просто, – продолжила, спокойно глядя ему в глаза. – Я верю в Господа нашего и Спасителя. И на каком языке ведется богослужение мне безразлично. Напускное и показательное благочестие мне чуждо. Новомодными веяниями мистицизма не увлекаюсь. Я помню о своей душе, но суевериям и предрассудкам не подвержена. Многому училась, долго и упорно… – взглянула пристально, проговаривая слова твёрдо. – Я готовила себя к докторской стезе!

Священник был шокирован. Он немного помялся, нахмурился, потом изрёк:

– Есть ли опыт лекарский?

– Да, батюшка, помогала в своём городе, в больнице нашему доктору ассистировала, – ничуть не соврала я, ну и что же что город этот и доктор, в другом времени были.

– Хм… – отец Феофан продолжал пожёвывать свой ус. – Не дело ты задумала Лизавета. Не женское то дело.

Тут он наткнулся на мой тяжёлый взгляд, подсмотренный у папá, так он смотрел на буйных больных. Батюшка хмыкнул ещё раз, улыбнулся и сказал:

– Интересно, что тебе на это Екатерина Петровна скажет.

– Благословите отче, – ответила я вздохнув. – Господь даст, как ни будь всё уладится.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что батюшка – младший сын в старой дворянской семье, отменно образован, по молодости лет учувствовал в Русско-Персидской войне ^[28], был даже отмечен Павлом Петровичем ^[29]. Пережитое там отвратило его от военной стези и привело в церковную. Но родитель так осерчал на неразумного младшего, что отец Феофан получил приход в нашей глуши. Хотя священник был всё же не чужд прогресса, интересовался жизнью за пределами паствы и даже выписывал «Санкт-Петербургские учёные ведомости».

Батюшка стал часто наведываться в имение с разного рода болезными из крестьян. Денег на врача у них, естественно, не было, но они были рады и такой помощи. Осмотр проходил в задних сенях, без «бабушкиного» ведома. Хотя я сильно в этом сомневаюсь. Скорее всего, ей уже донесли, но она, наверное, хотела, чтобы я сама об этом с ней заговорила. К счастью, заболевания были не тяжёлыми, и священник каждый раз поглядывал на меня со всё большим интересом.