Наследница кровавой памяти - Ольга Вешнева Страница 9

Вступлению давнишнего ухажера в опричники Марья ничуть не удивилась. Траурные черные одежды и волчий оскал серебряного медальона на шее подчеркивали мрак его души, который долго был невидим для посторонних глаз, и вот лазейку нашел, чтобы вылезти на свет.

Однако Марью поразило резкое изменение облика Степана. От густой бороды и усов не осталось и малого следа. Так невозможно побриться, чтобы нельзя было разглядеть и зародышей щетины. Угловатое лицо Голунова стало белее кремлевских стен, изредка на щеках появлялся бледный румянец.

Курчавые длинные волосы цвета куничьей шерсти отливали рыжим.

"Безнадежная хворь его сушит", — предположила Марья. — "От тяжкой болезни люто Степан озлобился. Не смирился с долею своей, от Бога отвернулся".

Неизменное ехидство в прищуренных глазах Степана таило смертельную угрозу. В памяти женщины восстали полузабытые слухи о налетах на окрестные деревни шайки опричников, возглавлял которую голобородый изувер на вороном коне. "Адово отродье" — иначе не называли его в тех баснях.

Тимофей не поблагодарил опричника за свое спасение, не захотел унижаться.

"Перед ним никогда муж не снимет шапку", — Марья также не поклонилась душегубу.

Степан с Тимофеем не враждовали и не дружили. Судьба разметала их по разным углам, и доселе препятствовала встрече.

Недобро ухмыльнувшись, царь усадил Марью и ее мужа между опричниками и земскими боярами. Степан сел слева от нее, в тени от плотной занавески с вышитыми золотыми птицами. Пряча глаза от яркого света, он повернулся к боярыне и смотрел на нее притязательно, не трогая великолепных яств.

Марья и Тимофей тоже бы не стали есть, будь их воля. Но страх быть отравленными мерк по сравнению со страхом прогневать брезгливостью государя, успевающего следить за каждым участником застолья. Супруги выбирали общие блюда — то отрежут кусочек жареного лебедя, то надломят пышный каравай.

Самый тревожный момент наступил, когда слуги поднесли каждому пирующему по кубку вина, обделив Степана. Царь тянул с предложением выпить до дна за его здоровье и долголетие. Он выжидательно глядел на рыжего опричника, заметно отклонившегося от стола в тень, и слегка хмурился.

— Как спас царя Степан от десяти татар в Астрахани — заслонил собой от стрел, и чудом жив остался, Иванко без него не начинает здравницы, — шепнул Тимофею сидевший рядом боярин. — Слыхал я, опричники толковали, будто Степан отраву чует в снеди и питье.

— Евстратий Меринов пожаловал опричному воеводе Степану Голунову особого вина, — в зал вошел слуга с огромной чашей.

От испуга он едва не заикался.

— Не в темнице ли Евстратий? — осмелился спросить соседа Тимофей.

— Точно так, — кивнул боярин.

— Ты, Степан, помыслил, верно, что оставлю я тебя без угощенья? — скороговоркой произнес Иван Грозный.

Опричник нервно сглотнул.

— Пей за здравие государя и за прощение грехов почившего изменника, а зазнобушку свою позабудь. Отобью я у тебя ее. Царицей посажу на трон с собою рядышком. Приглянулась она дюже мне. Ладна, скромна и домовита.

Степан стиснул зубы.

— Да умножатся лета ваши, великий государь Иоанн Васильевич, и прославятся они несчетными ратными победами, — взяв поданную слугой чашу, натянуто улыбнулся Степан.

"Неужели, царь его отравит?" — Марье показалось, что от чаши пахнет не вином, и колеблющаяся в ней жидкость отличается по цвету от заморского напитка.

Боярыня вспомнила, как рубила кур и гусей.

"Кровь!" — она застыла от ужаса.

Без тени отвращения Степан залпом осушил чашу и сел на лавку. Опричнику не стало дурно ни от жуткого угощения, ни от его невероятного количества.

Повернувшись к Марье, он слизал красные полоски в уголках губ с видом полакомившегося сметаной кота и молча посмеялся над ее испугом.

Невыносимо долгий для Марьи пир закончился на закате. Гости стали расходиться. Тимофей разговорился со знакомыми боярами. Стоя от них в стороне, растерянная, встревоженная Марья смотрела в окно, на кружащие над куполами и башнями черные пятнышки галок в кроваво-красном небе.

— Скучаешь, лебедушка, по гнезду, на мгновенье покинутому? — к ней подошел царь, ища с тонкой улыбкой ее ответного взгляда. — А пойдем во двор. Подождем там твоего лебедя. Заодно потолкуем о том и о сем.

— Государю не отказывают в беседе.

Марья спустилась с Иваном Грозным по лестнице, вышла из дворца в уютный зеленый дворик.

— Испужал тебя мой воевода опричный Голунов. Любит он страху на всех наводить. Да ты не бойся его, Марья Семеновна. Верный пес без хозяйского слова не брешет. А хозяин ему — я… Восхочешь ли ты, натравлю Степана на твоего гордого лебедя. Восхочешь ли — одарю Тимофея Григорьевича небывалой милостью. Он падет в славном бою.

— Одного я хочу — сохрани ему жизнь, государь, — слезы покатились по щекам боярыни.

— Тут не волен я, Марья Семеновна, — царь навел на лицо скорбную тень. — Покуда вдовицей не станешь, не взять тебя в жены. А я жажду любви твоей невыносимо. Очарован твоей красотою, прилежностью. Грежу в златую одежу тебя нарядить, да в собор повести под венец.

— До последнего дыханья сохраню верность мужу. Коль хочешь, казни меня, Иоанн Васильевич, но я не стану твоей женой.

— Клянусь тебе, Марья Семеновна, без любви твоей погибну, — упав на колени, царь молитвенно сложил руки и сделал земной поклон. — Пощади, матушка. Не оставь Русь многострадальную без заботливого управителя.

— Я не слышу тебя, государь. Нет, не слышу. Оглушил меня твой неправедный гнев к благочестивым подданным. Ты в бреду, государь. Очнись! Пробуди очи разума! — прикрыв лицо полупрозрачным платком, Марья побежала к мужу.

Соколовы покинули царский дворец в окружении других припозднившихся гостей. Иван Грозный напутствовал их благостным пожеланием, как ни в чем не бывало, но супруги ожидали грозы.

Наступление ночи не предвещало им добра.

— На сегодня все? — Артем дождался подвижности моих глаз.

— Продолжение следует, — подпирая щеку, кисло улыбнулась я.

— Пирожок с грибами, рисом и яйцом, — парень ткнул в мой локоть блюдцем с остывшей выпечкой. — На вкус неплохой.

— Спасибо, — я взяла пирожок, и мы вышли из столовой.