Сердце дракона - Лана Каминская Страница 9

– Снимай-ка, – капитан кивком указал на старый поношенный плащ, – да вешай обратно.

– Это зачем? – недоумевала синеглазая. Но послушалась и вернула плащ на самодельную настенную вешалку.

– Вместо тебя сегодня Хейм грязь уберет.

Спорить никто не стал. Ни обескураженная девчонка, ни недовольный Хейм; дождь на улице заканчиваться не собирался, лишь усилился, и отдуваться на ветру да в сырости за себя, а потом ещё ворочать кучи принесенной в казармы земли, смешанной с глиной и мокрой травой, за кого-то другого радости не доставляло. Но ослушаться капитана новобранец не решался.

За первым приказом Дуона последовал второй – сухой, равнодушный.

– За мной следуй. А вас ещё раз за ставками застукаю, – капитан развернулся к взволнованным здоровякам, предвкушающим скорое возобновление игры, – в подземелье окажетесь. Там мест полно свободных и тараканов хоть отбавляй.

– Да, капитан, – нестройное эхо разбежалось по углам.

– Где тряпки взять, Хейм знает? – быстрым взглядом Швидоу окинул тоненький девичий силуэт.

– Да, капитан, – словно сговорившись со стражниками, отвечала Рики.

Скрипучая дверь затворилась за рыжим служивым и нескладной девчонкой не быстро. А когда тусклый коридорный свет полностью перестал проходить в караульню, смирившийся с участью мокнуть ночью под проливным дождем, а затем мести полы Хейм поддел носком сапога упавшую на пол шкурку от сала и пнул её в сторону к помойной куче, которую рано поутру вынесет пунктуальный служка.

– Усач готов пылинки с неё сдувать, скоро дышать перестанет, а ей все одно, – Хейм хмыкнул.

– Долго подкатывает, – поморщился его товарищ по ночной смене. – Я б на его месте уже давно девку в койку уволок и все дела обстряпал. Не бабское это дело – в казармах ошиваться, хоть и прислуга.

– Скоро завалит. Таракан обстоятельно к делу подходит. Круги описывает, почву готовит. Тут у него особый интерес, не на один раз.

– Какой ещё интерес? – пробасил четвёртый стражник, до сих пор крепко храпевший на лавке у противоположной стены.

Лениво потянувшись, он громко зевнул, почесал щетинистый подбородок и добавил:

– Дуон ей в отцы годится. У них поди и разницы-то лет двадцать, а то и все двадцать пять... Вот и оберегает девчонку, заботится, дочь в ней видит.

– Ну-ну, – проворчал Хейм, опустился на обшарпанную скамейку, взял с пола измазанную в ваксе тряпку и начал начищать сапоги, одновременно бубня под нос. – Дуону уж за сорок перевалило, а ни хозяйку, ни детей так и не завел. Оно не удивительно, кто на такого позарится? Лоску в нем нет, молодецкого пыла тоже, только усы остались, и те пивом пропахли. А ты, Брасс, всё в сказки веришь да в людскую доброту и непорочность.

– Зуб дам за свои слова.

– Зуба мне твоего не надо, но вот проучить тебя не откажусь. – Хейм выпрямился и постучал каблуком сапога о пол, любуясь своей работой. – Давай, кто из нас двоих прав окажется, тот просит, чего захочет. Если я продую, то хоть весь рот тебе отдам, благо у меня там одна гниль да воняет отменно.

И в доказательство Хейм широко разинул рот, из которого потянуло многолетней несвежестью.

– Ха! Думаешь, на попятную пойду? Да ни в жизнь! Давай, тощий, разбивай, – кинул Брасс в сторону третьего стража, волей судьбы ставшего свидетелем пари. – А теперь и на пост можно, – голосом, из которого ещё не до конца ушел сон, пробасил Брасс, как только было ударено по рукам.

Натянув сапоги и накинув дождевик, он загрохотал в направлении входной двери. Замок лязгнул, дверь открылась и тут же громко захлопнулась. Оставалось лишь слушать удаляющийся топот.

– Выиграешь хоть? – поинтересовался у Хейма товарищ по смене, которого назвали тощим.

– А то, – присвистнул Хейм, заканчивая начищать второй сапог, – уж я знаю, за что ручаюсь.

– Как эта девка вообще пролезла в казармы?

– А ты будто не слыхал?

– Знаю только, что она уже месяц тут ошивается. Все слуги живут в бараке по ту сторону стены, а она с нами.

– Точно. Месяц. Из Ланимора она. Знакомо?

– Рыбное место. Чешуей и солью отменно воняет.

– И потрохами.

– Коль так воняет, то пусть и спит там, где ей положено, а не среди стражи.

– Ты так таракану скажи, – многозначительно ухмыльнулся Хейм. – Прошлым полнолуньем эта девчонка в ворота постучалась – я как раз зашел на смену. Стала сразу наседать и проситься к Швидоу, но я быстро её успокоил. Отправил бы назад к бабкам, мамкам, тряпкам, да тут из-за угла усач выныривает. Как вытаращится на неё, прям вспотел весь. Потом увёл к себе и долго не отпускал. А после сделал казарменной служкой, но по-хитрому сделал – поселил в казармах вместо барака, чтобы всегда видеть да щипать, когда душе будет угодно.

Выплеснув на своего товарища всё, что когда-либо знал или придумал,  Хейм поднял голову и прислушался.

– Сигнал на смену. Пора.

Тощий собеседник разочарованно оглядел стол, где так и не удалось возобновить новую партию забега шестилапых, и тоже поспешил на выход. Но перед самой дверью заводил волосатыми ноздрями, втягивая тяжелый, наполненный несвежими запахами воздух. Всё смешалось в полумрачной казарме: тут отдавало и сырой землёй, смешанной с конским навозом и глиной, и ржавой сталью, и потными сапогами; тянуло прогорклым маслом и затхлой ветчиной, несвежим хлебом и отсыревшей соломой. Кинув беглый взгляд на ширму, за которой ранее пряталась Рики, тощий тяжело вздохнул и бросил:

– Жалко мне её. Сидит тут, кости морозит да кислой сыростью дышит. Всяко с усачом ей будет лучше и теплее.

Хейм согласно кивнул и поспешил на улицу. Тощий поплелся за ним. Ещё несколько минут в каменных коридорах раздавался топот: одни стражники возвращались на отдых, другие заступали на вахту. А потом и это стихло, растворившись в ночной тиши, и только капли дождя никак не могли угомониться и продолжали тянуть унылую песню, что струилась по черепице спящих домов, прыгала по водостокам, плюхалась в наполненные грязью канавы и монотонно стучала по шлемам ночных дозорных, постепенно сводя тех с ума.

Подул ветер, всколыхнулись черные дождевые плащи, затрепетали перья в колчанах со стрелами. Подул ещё раз, пытаясь сдвинуть с места нависший над городом свинец и принося с собой сухой песок с востока. Закружил, завертел, прогоняя завывание ночного ливня и навязывая рассветному югу Нолфорта новую мелодию.

Солнце робко попробовало пробиться сквозь ультрамариновую завесу, но получилось только слабо скользнуть – тучи крепко сцепились друг с другом и не думали раздвигаться.

Поток теплого воздуха, полный песочной охры, заплясал по дорогам, витиевато поднимаясь вверх и упираясь в темноту. Стукнувшись о небесную твердь, отпрянул и засновал по узким переулкам в поисках открытых окон. Одно нашлось. Ветерок ловко проскочил в распахнутые створки, приподнял краешек шторы темно-лилового цвета и лизнул горевшие в небольшом количестве свечи. Не устояв под его напором, несколько язычков пламени тут же потухли, но были вновь зажжены заботливой рукой: не молодой, сухой и некрасивой.