Морская ведьма - Екатерина Оленева Страница 9

– Ты неплохо знал меня. Но с тех пор много воды утекло.

– Есть вещи, которые не меняются.

– Спорить не буду. Но что может значить ребёнок для таких, как ты и я, Ворикайн? Ребёнок, которого я не воспитывала? Ребёнок, который в любом случае уже вырос и не может нуждаться в матери? К тому же, если этот ребёнок был с тобой, рискну предположить, что тебе он дороже, чем мне?

– Можешь играть сколько угодно, Марихат, но я-то знаю, что как бы не разыгрывала ты тут безразличие, ни одна мать не будет полностью безучастна к судьбе единственного ребёнка.

– Я не безучастна. И не безразлична. Я никогда от моего дитя не отказывалась. Это ты лишил свою дочь матери, – спокойно возразила Марихат, и было видно, что тон её заставлял нервничать лорда, как не силился он сохранить хладнокровие. – Признаться, мне и сейчас было бы интересно пообщаться с ней, несмотря на то, что я представляю, каким человеком она могла вырасти с твоим-то воспитанием. Случись ей попросить моей помощи, я бы незамедлительно оказала её. Ей, но не тебе. Ты теряешь хватку, мой дорогой, если всерьёз думаешь, будто можешь заставить меня играть по твоим правилам, разыгрывая эту карту.

– Ты называешь свою дочь – картой?!

Марихат саркастично выгнула бровь:

– Ты решил перевоплотиться в возмущённую невинность? Сам-то хоть понимаешь, как смешон в подобной роли? Тебе никогда не шёл белый цвет.

– Ты играешь с огнём, Марихат. Я никому не позволю себя игнорировать – даже тебе. И если ты думаешь, что любовь к тебе сможет удержать меня от решительных поступков, то ты ошибаешься.

– С каких это пор подлость, низость, вероломство и предательство стали называться решительными поступками? Хотя, нужно отдать тебе должное – ты не колеблешься перед тем, чтобы причинить боль тому, кому ты не безразличен.

– Тебе ли этого не знать?

– Гордишься собой, лорд Молний? – с презрением взглянула на него женщина.

– Есть вещи, за которые приходится платить.

– Ты платишь личным счастье за чужую власть. Ты очень мудрый человек. Впрочем, как и любой другой самодурный сноб, вообразивший себя праведником, радеющим за общее право. В иные моменты ты выглядишь глупцом, в иные – смешон, но в общем… в общем тебя боятся. От дураков вообще предпочтительнее держаться подальше.

Ворикайн, сцепив руки за спиной, несколько раз измерил шагами комнату, потом резко остановился и вновь бросил колючий взгляд на Марихат:

– Почему ты противишься? Ты же сама сказала, что вся эта заваруха между новой и старой властью тебе неинтересна? Раз у тебя нет интереса, почему бы не постоять за интересы твоего ребёнка?

– Потому что у моего ребёнка, как и у меня, в этом противостоянии интересов нет.

– Ошибаешься! От твоего решения будет зависеть её будущее!

– К чему мне участвовать в определении будущего для той, в чьём прошлом твоими стараниями для меня не нашлось места?

– Потому что она твоя дочь!

– Для меня это только слова. Не живой человек. Не настоящее чувство. Абстракция. Я не желаю ей зла, но… не позволю тебе шантажировать себя.

– Даже если я пригрожу оторвать девочке голову? – мягким, как шёлк, голосом, проворковал лорд.

– О! Тогда я найду тебя и оторву тебе твою. А ещё лучше оторву её прямо здесь и сейчас, чтобы ты не смог осуществить ни одну из своих угроз.

– Что удерживает тебя от осуществления своих угроз?

– Я пока не верю, что ты способен убить своего ребёнка. Не потому, почему на это неспособны другие отцы. Просто ты никогда и ни за что не станешь расходовать ресурсы в пустую. Ведь дочь, молодая, красивая, возможно, унаследовавшая мои таланты, способна принести тебе определённые бонусы? В мире, в котором ты живёшь, женщины стоят дороже лошадей, так что пускать их под нож такое неразумно.

– Твоя циничность просто неприлична! На грани фола!

– Неужели? – улыбка ведьмы так и сочилась ядом. – Как бы не была я цинична, самое печальное то, что я наверняка не ошиблась. Итак, храбрый мой воин, расскажи мне, какому чудовищу ты намерен продать мою дочь в случае моей крайней несговорчивости?

– Лестеру Литону, одному из первых инкубов в Кавене Кровавых Братьев. Мне придётся сделать это. Если ты не пойдёшь мне навстречу, ты не оставишь мне выбора.

– Так ты лжёшь мне или себе? – устало провела ладонью по глазам Марихат, словно стирая с лица паутины. – Ты жалок, Ворикайн. И даже не понимаешь этого.

– Так каким будет твой ответ?

– Мне нужно подумать.

– Подумать?

– Конечно. Взвесить все за и против, оценить возможные последствия принятого решения.

– Хорошо, – раздражённо кивнул лорд. – Подумай. Я вернусь за ответом через два часа.

Шагнув к двери, он распахнул её пинком.

Сощурившись, ведьма смотрела ему вслед ровно до тех пор, пока дверь за нежданным и незваным гостем не захлопнулась.

Стоило Ворикайну выйти, вслед ему полетел увесистый графин и, ударившись, разлетелся во все стороны роем острых искр. Несколько секунд Марихат разглядывала, как они блестят с пола, преломляясь в солнечных лучах, потом взмахнула рукой и осколки собрались вместе, завертелись юлой вокруг невидимой оси, срастаясь в единое целое.

***

Через мгновение ваза снова выглядела нетронутой и, плавно левитируя, встала на прежнее место.

Какое-то время Марихат продолжала неподвижно сидеть в кресле, сжимая пальцами подлокотники, устремляя взгляд перед собой в пустоту.

Тишину, царившую в комнате, ничто не нарушало. Даже тиканья часов не было слышно.

Погружённая в свои мысли, женщина обдумывала план и, судя по выражению её лица, отступать или идти на поводу у своего противника она была не намерена.

Видимо, решив для себя что-то важное, она подошла к стене и провела по её поверхности ладонью. С губ сорвалось змеиное шипение, после чего стена дрогнула и медленно отошла в сторону, открывая потайной проход. Для человеческого глаза в нём царил беспросветный мрак, но глаза ведьмы засветились люминесцентным светом, как у кошки, и она уверено ступила босыми ногами на первую каменную ступень лестницы, уходящей вниз.

Марихат с уверенностью двигалась вперёд.

Вскоре вокруг не осталось света, даже узенькая его полоска не проникала через толщу каменных сводов подземелья. Но ведьма продолжала видеть, хотя и не так, как видят люди. Пространство вокруг сделалось ядовито-зелёным. Каждый выступ, ступень, выпуклость подсвечивался этой зеленью изнутри, пока лестница не оборвалась у кромки воды, заливающей подземную пещеру.

Окажись в подземелье обычный человек, он мог бы только догадываться о его размерах. Ориентиром служило зычное эхо, не живущее в маленьких пространствах.