Четвертый поход - Сергей Волков Страница 9

Сердце дало сбой и гулко ударило в уши — он! Сразу же ватная слабость охватила ноги, во рту пересохло, а руки задрожали той противной, трусливой дрожью, которая ведома только записным «конькам». «Все, — понял Сережа. — Я попался!»

До сих пор он так и не смог понять, почему тогда не закричал. Издай он хоть один, пусть совсем тихий вопль, пацаны примчались бы на помощь и Серый человек, скорее всего, убежал бы. Скорее всего… Но Сережа не крикнул. Он стоял, молчал и широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел на медленно приближающуюся фигуру в плаще.

Постепенно, как проступает изображение на фотобумаге в ванночке с проявителем, из темного провала капюшона проступили черты лица — тонкие губы, заросшие рыжей щетиной щеки, низкий лоб с прилипшими к нему грязными прядями потемневших от пота волос, и глаза — белесые, с расширенными зрачками. Все в этом лице было застывшим, мертвым, только губы постоянно кривились в какой-то дикой усмешке и шевелились ноздри кривого, перебитого носа. Маньяк не показался Сереже страшным — просто обычный человек, каких много, но именно эта «обычность» еще сильнее напугала мальчика.

Серый подошел к нему почти вплотную, так что Сережа почувствовал тяжелый запах пота, перепревшей одежды, дешевых сигарет и почему-то резины и больницы.

Пока маньяк шел, руки его были в карманах, но подойдя ближе, он протянул их к Сергею и тихим, бесцветным голосом произнес:

— Дай сюда!

Он имел в виду арматурину, которую Сережа все еще сжимал в кулаке, и тут ему надо было вмочить что есть силы по серому капюшону ребристой железякой и бежать, голося на весь лес, но он лишь бросил взгляд на протянутую руку и окончательно одеревенел — на руках были резиновые перчатки!

Сергей и теперь не знал, почему тогда это его так поразило, но в тот момент именно простые перчатки толстой резины, какие используют в работе электрики, чтобы их не долбануло током, произвели на него настолько жуткое впечатление, что он покорно протянул Серому свое оружие.

Тот просто отшвырнул «шпагу» в сторону — булькнула мутная вода, шагнул ближе, на ходу выхватывая из другого кармана грязно-белую тряпку, схватил Сережу за шею свободной рукой и залепил, зажал материей лицо. В нос мальчику ударил тошнотворный, химический, или, скорее, аптечный запах, все сразу поплыло, он начал падать, падать, падать…

А в памяти осталось лишь удивление, посетившее Сережу в последний момент, — почему он до сих пор никак не ударится о землю?…

* * *

Очнулся он как-то сразу и тут же, еще не открыв глаз, понял, что связан — и ноги и руки его были крепко и очень грубо спутаны чем-то жестким, проволокой или электропроводом. Сергей осторожно открыл один глаз — и почти ничего не увидел. Какие-то тени, темнота со всех сторон, и неяркий отблеск живого, метущегося света из-за угла.

В ушах стоял тягучий звон, по всему телу прокатывались волны слабости, очень першило в горле. Сергей закашлялся, пытаясь перевернуться на спину, одновременно открыл второй глаз и наконец сообразил, где находится.

Это было что-то вроде подвала, а точнее, длинного и широкого подземного коридора. Откуда и куда он вел, ему было непонятно, но лежал он на дощатом топчане в своеобразном зале — здесь коридор расширялся едва не вдвое и в полу темнело обложенное камнем широкое, круглое отверстие, должно быть, шахта метров пяти в диаметре.

Коридор тонул во мраке, лишь свеча горела где-то за поворотом, и в ее скудном свете Сергей разглядел, что пол, стены и потолок — каменные, вдоль стен стоят какие-то ящики, сундуки, явно старинные, и лишь здоровенный агрегат в стороне, что-то вроде большого компрессора, напоминает о том, что на дворе ХХ век.

Все это, включая и пол, и стены, было покрыто жутким слоем пыли в пять пальцев толщиной, не меньше, и лишь по центру коридора шла рваная, неширокая полоса, от пыли свободная — тут ходили, и ходили недавно.

На поросших белесой плесенью и затянутых паутиной каменных стенах висели цепи, торчали пушистые от пыли крюки, хранившие остатки привязанных к ним веревок, а в редких нишах лежали бесформенные и тоже очень запыленные груды позеленевших палок и камней, в которых Сережа с ужасом и дрожью опознал человеческие кости, впрочем, очень старые и замшелые. Словом, ни на какие «Разинские пещеры» это подземелье не походило, скорее уж это подвалы Опричнины, владения Малюты Скуратова…

И в этот момент его вдруг словно током дернуло — Серый! Он же в лапах маньяка! Мамочки, что же делать-то!

Сергей начал биться в бессознательном желании освободиться, вырваться, попытался вывернуть, выдрать руки из оков провода, но его пленитель, видимо, имел опыт — мальчик только натер запястья. От бессилия Сережа заплакал, истерично взвизгивая, — в тот момент он уже ни на что не надеялся.

И тут в его сознании возник Голос.

Но это был уже не тот, знакомый с детства Голос, друг и советчик. Этот, новый Голос налился силой, обрел собственные, неизвестные раньше интонации. И больше всего Сережу поразило, что Голос, до этого бывший безликим, стал… женским. С ним словно бы разговаривала взрослая, умная и уверенная в себе женщина.

«Успокойся. Возьми себя в руки. Поводов для паники нет. Все будет хорошо. Я — с тобой», — твердо, убедительно и уверенно зазвучали у него в голове слова. И удивительное дело — отчаяние отступило!

«Еще, скажи еще что-нибудь!» — мысленно попросил Сергей.

«Прежде всего запомни — действовать надо решительно, — сообщил Голос. — И если ты принял решение, — не медли, не думай, ибо промедление и глупые мысли погубили немало достойных!»

Тем временем Сережины визги, видимо, привлекли внимание Серого, который что-то делал в коридоре за углом, там, где горела свеча. Он вышел, и вид его жуткой фигуры, вдруг возникшей в тусклом желтоватом свете, заставил мальчика в прямом смысле слова прикусить язык.

— Очухался… — то ли спросил, то ли объявил сам себе маньяк, подошел к Сереже ближе, взметая полами плаща пыль, сплюнул неумело, так что слюна повисла на нижней губе, схватил пленника за волосы, резко повернул голову:

— Здравствуй… мальчик… Здравствуй…

Он произнес это тихо, раз, другой, третий, потом отошел к черному провалу шахты, захихикал, повернулся к Сергею и сказал свистящим шепотом:

— Сейчас я схожу… А потом вернусь и…

И он объяснил Сереже Рыкову, что он с ним сделает, объяснил просто и четко, матом, без всяких киношных «Я с тобой позабавлюсь!» и так далее.

Продолжая твердить эти страшные слова, которыми Сергей и его друзья не раз бравировали в разговорах, подчеркивая тем самым свою «взрослость», человек в плаще начал спускаться в шахту по железным скобам, вбитым в каменную стену…

Сережа вновь остался один. Бормотание Серого и шорох его рук и подошв о скобы еще слышались некоторое время, а потом стало тихо — шахта, видимо, была глубокой.

Мальчика трясло от ужаса. Это уже не был тот страх, что сковал Сережу ранее, страх перед пугалом, которого боялись все. Нет, это был животный ужас, ужас жертвы, приготовленной к закланию, ужас безысходный и беспросветный. Несмотря на Голос, он впал в какое-то оцепенение, и только пальцы спутанных проводом рук шевелились, словно лапки паука, перебирая складки одежды…