Странные приключения Ингви, короля-демона из Харькова - Виктор Ночкин Страница 82

Да, — подумал принц Алекиан, — странный все же малый этот демон Ингви. Ну какой же вельможа так откровенно говорит о деньгах, тратах, содержимом казны. Такая меркантильность в высшем обществе… Впрочем, батюшка тоже частенько рассуждает о купцах, налогах, ценах — но не на приеме в тронном зале… Странный он, но, пожалуй, ужасно приятный… Эх, познакомиться бы с ним и его друзьями, то есть нет — его придворными — мысленно поправился принц, при иных обстоятельствах… Ну почему в его жизни все так нелепо складывается… Ну почему?!

…От горящих окон

Индевеют лица,

Животы жиреют

От живой молитвы.

С миру по идее —

Мёртвому землицы

Молоту Христову

Не остановиться…

Егор Летов

— Проходите, брат Когер, мы сейчас, — архиепископ Кениамерк, одетый по случаю разыгрываемого им спектакля в простой наряд священника невысокого ранга, посторонился, пропуская своего гостя в комнату, в то время как сам он придержал Элевзиля в дверях, — осмелюсь напомнить, ваше императорское величество, мы — скромные клирики, брат Томен и брат Дудо, не подведите же меня!

Прошептав эти последние наставления, он проследовал в кабинет, где брат Когер с сомнением оглядывался, стоя посреди комнаты и не зная, где ему сесть и можно ли садиться в присутствии столь высокопоставленных особ, как столичные клирики, состоящие в свите самого архиепископа!

Когда все наконец расселись вокруг стола, Император с любопытством оглядел приезжего священника, о котором было столько разговоров. Гость был довольно крупным мужчиной, лет тридцати пяти — тридцати шести на вид. Его простоватое широкое лицо не выражало ни глубины ума, ни полета фантазии, а маленькие глазки глядели на редкость простодушно — словом, обычный человек, каких тысячи и тысячи среди подданных…

— Итак, брат Когер, — начал «священник Дудо», то есть архиепископ Кениамерк, — я провел вас сюда, дабы вы могли изложить свои идеи вот этому доброму брату Томену. Брат Томен не занимает высокого положения в иерархии нашей святой Церкви, однако к его мнению прислушиваются… Словом, мы просим вас изложить вкратце содержание ваших замечательных проповедей.

— Я постараюсь, добрые братья, в меру своих скромных сил изложить вам те принципы, что открылись мне, недостойному, — не спеша начал Когер, положив перед собой на стол свои крупные чисто вымытые руки, у Элевзиля мелькнула мысль, что эти руки производят впечатление не чистых, а именно чисто вымытых, но предназначенных природой для тяжелой и грязной работы… — Итак, я в своих размышлениях исхожу из того, что Мир стоит сейчас на пороге неких значительных перемен, неких свершений, о чем явственно свидетельствуют многочисленные знамения!..

Голос у брата Когера был глубокий, звучный, но акцент выдавал в нем провинциала. Император поймал себя на мысли, что этот «крестьянин», как Элевзиль про себя окрестил гостя, ему неприятен.

— Да, братья, — продолжал тем временем «крестьянин», — весьма многочисленные. Некий рыбак в Легонте вытащил неводом говорящую рыбу; в Эстрамне, что в герцогстве Нелла, говорят, родились несколько телят и поросят с двумя головами либо с шестью ногами; ходят слухи, что между гномами объявились колдуны, чего не случалось прежде, а в Альде на престоле ныне сидит демон! Демон, братья, воцарился там и по слухам превратил страну в вертеп, где вольготно чувствуют себя лишь ведьмы, вампиры, людоеды и мерзкие чародеи… Да что там — по прибытии в столицу я сам невольно стал свидетелем бесчинств, творимых неким еретиком-колдуном, проповедующим гнусные мерзости среди бела дня! Оный злодей обернулся громадным волком, когда я восстал против него и лишь с превеликим трудом мне удалось унять его святой молитвой при помощи некоего благочестивого юноши, что состоит в свите нашего любимого Гилфингом Императора!.. Ох, простите, братья, я увлекся… но все эти многочисленные знамения — хочу я сказать — говорят о предстоящих еще более грозных и странных событиях. Несомненно они свидетельствуют о предстоящем явлении божества — и мыслю я, что Мир ожидает новое явление Гилфинга, отца нашего… Но в каком виде явится он в Мир? В каком облике? — проповедник обвел взглядом лица слушателей привычным движением (в этом месте проповеднику полезно вглядеться в лица паствы), однако было видно, что он сам увлечен уже собственной речью и не думает о собеседниках, — ипостаси прелестного юноши, зрелого мужа и величественного старца уже позади… Так каким же ему объявится в Мире?! И открылась мне, недостойному, истина! Великая, потаенная истина нового — и последнего — явления господа-создателя!!!

Войдя в раж, брат Когер, совсем недавно скромный и застенчивый, гремел и завывал, как и положено полубезумному пророку:

— А истина, братья мои, заключается в том, что в Мир придет бог-дитя! Да, такого обличья Гилфинга Мир еще не ведал… Вот тут-то и сбудутся все жуткие пророчества блаженного Энтуагла! Потекут реки крови и отверзнутся алчущие зубастые пасти посреди земной тверди! Падут мор и глад на детей Мира! Не будет ни правого, ни виновного — одни лишь жертвы, обреченные мукам и смерти!..

— Постойте, постойте, брат Когер, — остановил словно вошедшего в транс проповедника Император, — все эти беды грозят нам с приходом бога-ребенка?

— Именно так! — уже спокойнее принялся пояснять тот, — ибо бог есть бог — во всей силе и мощи своей, а то, что он явится в облике дитяти… Когда дитя играет — оно не ведает ни закона, ни справедливости — одну лишь свою волю. Девочка безжалостно топит куклу в корыте, а после устраивает ей пышные похороны, ибо ей пришла блажь поиграть в похороны… Мальчик, играя солдатиками, беспощадно разит их деревянным мечом, хотя те и не думают сопротивляться. Вам, братья, не приходилось ли видеть, как вообразивший себя Дантлином юный мечтатель убивает палкой ужа? Как истребляет десяток мышат, считая себя Авейном Неистовым, а зверьков — гномами? Как… Впрочем, достаточно — вы, добрые братья, уже, вижу, согласны с тем, что детское обличье — самое опасное для всемогущего? Ведь с той же непосредственностью и простодушием, с каким человек-дитя отрывает крылышки у мухи, бог-дитя может подвергнуть тягчайшим пыткам любого жителя Мира, не сознавая при том даже, что творит зло… Да и зло ли то, что творит бог?

— М-да, — заговорил Кениамерк, — вы рисуете жуткую картину, брат Когер… И есть ли по-вашему спасение от такой напасти?

— Я, неразумный, предполагаю, — важно ответствовал проповедник, — что спасение в том, чтобы — как и обычно — следовать примеру господа. Если он не мудр и не опытен — станем и мы таковы! Если он жесток и невинен в своей жестокости — то и нам надлежит быть беспощадными, сохраняя при том в его глазах невинность! Мудрые и сильные падут, ибо что их сила перед силой всемогущего! Слабые и ничтожные разумом спасутся, ибо станут любимыми игрушками, а может и более — товарищами в играх бога-дитяти… Мудрецы будут низвергнуты, простецы — вознесутся!.. Верным господу надлежит стать простыми и не мудрыми, как дети!..

Проповедь была прервана стуком в дверь — довольно решительным и настойчивым.

— Ну что там еще? — недовольно буркнул «брат Томен» и быстро шагнув к двери, распахнул ее. — Кто стучал?