Сила меча - Дмитрий Тедеев Страница 81

Очнулся я, только когда “записи” закончились. Наверное, я очень долго стоял и, забыв обо всём на свете, слушал песни, доносившиеся из волшебного плеера. А Максим не мешал мне, он, оказывается, терпеливо стоял всё это время рядом (проволочки от приспособлений в моих ушах тянулись к плееру в его руке) и задумчиво смотрел куда‑то вдаль, на море, на сгустившуюся перед закатом синеву. Заметив, что плеер “выключился”, он с немым вопросом взглянул на меня. В глазах у меня был, видимо, такой восторг и такая мольба, что он тут же поспешил заверить меня, что потом даст послушать ещё, а на сегодня пока хватит.

Потом он и в самом деле давал мне ещё послушать плеер, и вскоре все “записанные” на нём песни Барда я знал наизусть. Долго слушать было нельзя, в плеере заканчивалась волшебная “электрическая” сила, и нужно было время, чтобы восстановить её. Свою силу плеер брал из камня, появившегося в рукояти Меча Максима. Плеер “заряжался Лунным электричеством”, как говорил Максим, но заряжался, к сожалению, медленно. Но может, это было и к лучшему, приходилось ждать, когда можно будет ещё послушать, и от этого радость от песен Барда была ещё больше.

Герцог Максим не только рассказывал мне про свой мир, он часто просил также рассказать про наш, про который он почти ничего не знал. И я рассказывал. Я также учил его ездить верхом на лошадях и однорогах, стрелять из лука и арбалета, метать из пращи камни, управляться с рулевым веслом и парусом, когда мы катались на лодке в Лазурной бухте, владеть боевым кнутом, сделанным из кожи однорога.

Максим быстро осваивал новые для него умения. Так, что многое почти сразу стало получаться у него гораздо лучше, чем у меня. Кнутом, например, он бил с такой силой и меткостью, что с первого же взмаха вдребезги разбивал подброшенные в воздух глиняные чашки. Он научился скакать на самых быстрых и злых лошадях и на всём скаку без промаха стрелять из лука.

А сам он учил меня рисовать, обращаться с мечом, делать и запускать Летучих Змеев. Создание этих “Змеев” казалось мне настоящим чудом, но мне быстро удалось научиться совершать это чудо и самому. И Максим говорил, что мои Змеи летали гораздо лучше, чем его.

Мне было хорошо с ним, и ему со мной, по–моему, тоже. Я был хоть и младше его, но не намного, и он относился ко мне совсем не как к слуге, а как другу. Ему, хоть он и был Сыном Бога, всё равно, как и любому мальчишке, нужен был верный друг. Именно не слуга, а друг. И этим другом стал для него я.

В нашем мире он был совсем чужим и одиноким, кроме меня у него не было совсем никого, кому он мог бы полностью доверять. Я не знаю, почему он стал так доверять мне. Может быть потому, что считал, что я спас его, помог тогда в бою с Лесным Владыкой. Но, наверное, не только из‑за этого. Может, ещё и потому, что я тогда так глупо разревелся, слушая сказку, и он почувствовал, что я тоже не совсем свой в этом мире.

В нашем мире мало кто заплакал бы не только из‑за сказки, но и из‑за настоящих человеческих страданий. Страдания и смерть – что может быть более привычным и обыденным? Сопереживать чужой боли не принято у нас. Каждый за себя. И я – тоже. Но я был ещё и за Максима, я готов был на всё ради него, и не только потому, что он – Сын Бога. Максим стал почему‑то для меня самым дорогим человеком на свете. И он чувствовал это…

— Леопардо! – улыбнувшись мне, позвал Максим.

Я, безуспешно силясь улыбнуться в ответ, подошёл.

Пока я подходил, улыбка сошла с лица моего господина, он, не отрываясь, смотрел на меня, и в его потемневших глазах застыла тревога. И я сразу почувствовал, что эта тревога – не за себя. А всего лишь за меня, ничтожного слугу, которого он считал своим другом. За которого готов был заступиться перед кем угодно. Не взирая ни на что.

Максим не успел ничего у меня спросить. Я расплакался. Уже второй раз за время нашего знакомства. Правда, причина на этот раз была действительно серьёзная…

Причина была не просто серьёзная, случилась беда, настоящая беда, такая, от которой не было и не могло быть спасения. Поэтому я даже не собирался что‑то говорить о ней Максиму. Но разве от него скроешь? Он сразу почувствовал, что со мной, с его слугой и другом – беда. И теперь, когда я вдобавок не смог удержаться от рыданий, всё‑таки придётся ему объяснять всё, что случилось. И уговаривать его, чтобы он не вздумал вмешаться, чтобы даже и не думал пытаться заступиться…

— Что случилось, Лео? – спросил наконец Максим, — Не плачь, не надо, расскажи, может, удастся что‑нибудь придумать?

И я стал рассказывать. Как‑то так получилось, что я просто рассказывал, даже не пытаясь удержать моего господина от гибельного вмешательства. Я неожиданно понял, что как бы я его ни уговаривал, он всё равно вмешается, всё равно заступится.

И мне неожиданно стало легче. Не было смысла тратить время на бесполезные уговоры, поэтому я, наоборот, старался говорить как можно чётче и быстрее. А вдруг? Вдруг в самом деле что‑то удастся?

Я рассказал, что монахи пришли сегодня в мою деревню и схватили дядю, брата моего отца, и всю его семью, жену и троих маленьких детей. Кто‑то донёс на них, что они занимаются распространением ереси, богомерзких историй из запрещённой Церковью Первой Книги.

Не дослушав меня, герцог Максим приказал седлать коней. Приказал таким голосом, который я уже и забыть успел, хотя и слышал в день, когда увидел Максима впервые, а большинство дворни – вообще никогда не слышали. Все привыкли, что господин не приказывает, а просит. Да и то редко.

Но сейчас он именно приказал. Не очень громко, но так, что стало ясно, что если его приказ не будет мгновенно исполнен, то… В общем, слуги поняли, что этот приказ нужно исполнить именно мгновенно.

Такая сила и решимость была в его голосе, что у меня внутри всё сжалось от призрачной надежды!

А вдруг? Никто и никогда не смел противиться монахам, действовавшим по воле Его Великой Святомудрости. Но он – Сын Бога, и он волен действовать так, как считает справедливым, а не так, как принято или не принято в нашем мире.

Досказывал я уже на скаку. Нахлёстывая бешено летящего коня, задыхаясь от встречного ветра, я отчаянно выкрикивал страшные слова. Что дядя с женой и их дети уже висят на дыбах на деревенской площади. Что уже согнана толпа смотреть на их казнь. О том, что монахам уже известно, что я – племянник схваченного “еретика и богохульника”, сын его брата, казнённого с женой три года назад за такое же богохульство. И что скоро должен быть послан (или уже послан) отряд монахов и за мной. Им известно, что я – личный слуга и доверенное лицо самого герцога Максима, но разве это может остановить служителей Святой Церкви, слуг Его Великой Святомудрости?

Этот отряд вооружённых монахов, “группа захвата”, как назвал их потом Максим, повстречался нам по пути.

— Именем Господа и Святой Церкви остановитесь! – торжественно приказал “командир группы захвата”.

— Прочь, быдло! – яростно рявкнул герцог Картенийский, выхватывая Меч и ещё сильнее пришпоривая мчащегося во весь опор жеребца, направляя его прямо в гущу пеших монахов.