Истовик-камень - Мария Семенова Страница 8

Следующее утро выдалось холодным. Ветер в кои веки раз стих,и над пустошью повис влажный серый туман. Не самый густой, бывал и погуще –стольный город Гарната-кат, где вырос Каттай, стоял на берегу океана, и оттудаиной раз наползало сущее молоко. Взмахнёшь рукой – и видишь, как между пальцамизавиваются белёсые пряди! Каттаю нравился туман, нравилось приходившее вместе сним ощущение тайны и то, какими новыми и непривычными становились знакомыеулицы и дома… Проснувшись и выглянув из повозки, он от души понадеялся, чтогосподин не прикажет ехать дальше: стёртые ноги Каттая хоть и зажили благодарямази, однако оставались ещё нежными, отдых пришёлся бы им кстати… Но нет –Белир уже взнуздывал и седлал лошадь хозяина. Путеводная колея дороги былаотлично видна, она не даст заблудиться, и Тарким объявил, что не намерен терятьдаже часть дня, пригодную для путешествия.

– А то мало ли какую задержку пошлёт нам назавтраЛунное Небо! Ещё не хватало вправду угодить на обратном пути в снегопад, ибокак можем мы доподлинно знать, который день будет свыше для этого избран!

Книги книгами – а десяток дней Тарким всегда держал прозапас. И разбазаривать попусту этот запас вовсе не собирался, понимая, что тутценой может стать жизнь.

Немного позже Каттай завладел миской каши и двумядеревянными ложками и направился, обходя лагерь, туда, где вчера стояладвухколёсная клетка. Она никуда не делась за ночь. Возле неё Каттай заметилТаркима и Харгелла. Оба смотрели себе под ноги, разыскивая что-то в траве.

Каттай подошёл к надсмотрщику и шёпотом спросил его:

– Господин мой, что потерял наш почтенный хозяин?

Сперва Харгелл хотел отмахнуться от услужливого мальчишки,но всё же решил, что зоркие глаза юнца всяко не помешают в поисках, и ответил:

– Ключ от клетки. Должно быть, вчера выронил из кошеля.

…Ключ. Маленький железный ключ, тронутый ржавчиной иутративший способность блестеть. С обрывком конопляной верёвки, привязанным кколечку… Мысленно Каттай сразу увидел его. Он поставил миску и, отойдя на несколькошагов в сторону, вправду поднял ключ из травы.

– Вот он, мой господин.

Двое мужчин подняли головы, Тарким взял ключ и удивлённокивнул, а Харгелл хмыкнул:

– Уж не ты ли стибрил его и теперь подбросил, чтобызаслужить похвалу?

Каттай отчаянно покраснел и ответил не надсмотрщику, асамому Ксоо Таркиму:

– В доме прежнего господина ничтожного раба частохвалили за то, что он находил пропавшие вещи…

Харгелл недоверчиво мотнул бородой, но больше ни в чёмподозревать Каттая не стал и ушёл вслед за Таркимом. Каттай подобрал миску иложки и подошёл к клетке.

Волчонок так и трясся от холода, глаза у него были красные,опухшие от бессонной ночи и слёз, и одно ухо, побагровевшее, казалось вдвоебольше другого – Харгелл съездил-таки его палкой, доказывая свою ярость. Щеноквыглядел ещё хуже. Он посмотрел на протянутую миску и отвернулся, еле заметнопокачав головой. Пёсий вой не прошёл ему даром. Разбитые губы запеклись двумячёрными бесформенными струпьями, неспособными касаться даже остуженной пищи. Иуже было видно, что один передний зуб ему вышибли. Харгелл? Или?..

Каттай принёс Щенку большую кружку воды. Тот медленно выпилеё, а потом вдруг сказал по-сегвански:

– Спасибо.

Волчонок давился и хлюпал носом, но всё-таки съел всю кашуодин.

Всё утро, пока солнце, пробившееся сквозь облака, неразогнало туман, Каттай ехал на козлах рядом с возницей. Седоусый сегванпоказался мальчику странно задумчивым. Его настроение передавалось коням, аможет, всему виной был туман: мохноногие гривастые лошадки шагали ещё неторопливейобычного, и чмоканье возчика не добавляло им прыти. Коников взбадривало лишьрезкое щёлканье кнута, проносившегося над одинаковыми рыжеватыми крупами. Нажёстких щетинках грив оседали капельки влаги.

– Дядя Ингомер, тебя что-то тревожит? – спросил наконецКаттай (возчик был из свободных, но разрешал называть себя просто по имени,потому что Каттай ему нравился). – Ты тоже боишься, что снег ляжет раньшеобычного?

«Если другие кажутся невесёлыми, постарайся разузнать опричине, – говорила мать. – Может статься, истина не столь ужасна,как представляют иные. А если она и вправду страшна, ты хоть будешь знать, чегоследует опасаться…»

– Снег!.. – буркнул возница. – Тыкогда-нибудь бывал в горах, паренёк?

– Нет, – сознался Каттай.

– Здесь, на равнине, снег выпадает только затем, чтобыбез следа растаять под солнцем, когда приходит весна. В горах же зима стоиткруглый год, лишь становится то крепче, то мягче. Там снег пополняет телаледяных великанов. Эти великаны коварны и охочи до жестоких забав…

Каттай, правду молвить, лёд-то видел только по праздникамЗимнего Солнцеворота, когда на базарной площади от щедрот шулхада народураздавали «сладкую радость» – битые круги подслащённого замороженного молока.Готовили его, говорят, где-то далеко, в горах нардарского пограничья, а кодвору доставляли на быстрых лодках, несомых течением полноводной Гарнаты.Друзья отца, могучие каменотёсы, дружным клином шли в давку и щедро делилисьудивительным лакомством. Поэтому всё связанное со льдом и морозом было дляКаттая окрашено сладостью. И даже теперь, когда он попробовал вообразитьледяных великанов, они представились ему изваянными из молочно-белых искрящихсяглыб, пахнущих праздником.

– Если хочешь побольше узнать о снеге и холоде, спросиу нас, островных сегванов! – продолжал Ингомер. – Мы-то всё знаем обэтом проклятии мира. Мы живём на севере, и у нас, чтобы встретить ледяныхвеликанов, не нужно подниматься за облака. Это оттого, что наши островарасположены совсем рядом с краем земли, там, где на неё опирается небо. Небонад Островами – как наклонная крыша, видишь?.. – Сегван сложил две ладони,чтобы Каттаю было понятней. – Облака застревают под ней, и из них всёвремя сыплется снег…

– И умножаются великаны, – тихо проговорил Каттай.

– Вот именно, умножаются. И ещё распухают, точнообжора, который заедает пиво блинами. Этот обжора скоро перестаёт влезать всвоё прежнее платье, так?

– Так. – Каттай вспомнил супругу прежнегогосподина, вечно примерявшую свой девичий поясок: подобных поясков ей теперь понадобилосьбы штуки четыре.