На Темной Стороне - Юрий Никитин Страница 8

– Просолилось, – сказал наконец Филипп. –Можно бы еще соли чуток... но и так хорошо. Везет тебе, Дима! Связи сбраконьерами – это не всегда плохо.

– Налегайте, – ответил Дмитрий. – Хоть и нетаранька, но какую гадость не станешь жрать под пиво?

Филипп и Слава засмеялись, а Дмитрий отводил глаза, стараясьне видеть ни голодных глаз Славы, ни его выступающих под ветхой рубашкой острыхлопаток. На самом деле эта икра из валютного магазина, приготовлена лучшимиповарами и мастерами. Он купил за баксы, затем вскрыл банки и переложил втрехлитровую стеклянную, поддерживая легенду, что покупает по дешевку краденуюикру у браконьеров, сам умело солит и добавляет специи...

– Да, – сказал Слава. – Да... Ты соли вследующий раз клади больше. А то после тараньки эта икра и вовсе какнесоленая...

Дмитрий вытащил из холодильника еще по бутылке, а наосвободившиеся места поставил теплое пиво из ящика под кроватью. Друзьямедленно работали ложками, деликатничали, все-таки черная икра немалые деньгистоит, хоть и у браконьеров купленная, ее на бутерброды тонким слоем даже вресторанах намазывают, а тут ложками, да еще столовыми...

– Мы, – сказал вдруг Филипп с нажимом, ложкаостановилась на полпути, – мы – катакомбники! Катакомбная церковь. Истинноправославная. Именно мы – православные, а не эта... официальная, угоднаявласти, лакейская, растерявшая все идеалы и чистоту православия!..

– Ты ешь-ешь, – посоветовал Слава, его ложкадвигалась как шатл от тарелки ко рту и обратно. – Теперь любое православиев глубокой дупе. Хоть официальное, хоть неофициальное. Видел, какую мечетьзаканчивают на Манежной площади? Кранты твоему православию.

– Пока жива катакомбная, – отрезал Филипп, –не кранты!.. А она жива, пока живы мы.

– Ну и что? – спросил Дмитрий горько. – Мывсе живы. А Россия умирает.

– Потому что вера мертва! А мы ее оживим!

Дмитрий отмахнулся:

– Все равно христианство придумали жиды. Христос тожежид. А что, ариец? Ни фига... Сами они по своей религии равны богу, даже шапокв синагоге не снимают, а вот для нас придумали: рабы! Господни рабы, божьерабы, хозяйские, сталинские... В России то и погромов никогда настоящих небыло! Таких, чтобы с резней, кровью...

– А на твоей гребаной Украине? -спросил Филиппраздраженно.

– На моей Украине, – ответил Дмитрий медленно,мечтательно. – Украина – это не лапотная Россия, где могли только в мордудать да, ворвавшись в дом, подушки разорвать! На Украине евреев при каждомвосстании вырезали дочиста. Когда проходили казаки Павлюка, Наливайка – наУкраине не оставалось ни одного живого иудея. Хотя знают больше толькоХмельницкого, который иудеев не просто велел вырезать, но и казнил люто. АПетлюра, Бендера?.. Эх, были славные времена...

– Да, – вздохнул Слава, – теперь ихняявласть...

В тишине слышно было как с бульканьем переливается в стаканостатки пива из последней бутылки. Телевизор включен, по экрану беззвучнометались мордатые игроки с выпученными глазами, все рассчитывали за крышечку откока-колы попасть в Голливуд.

Дмитрий разгребал гору шелухи в поисках недогрызенногохрящика, поглядывал на приунывших друзей. Они все трое были «центровыми», так вМоскве и пригородах звали тех, кому посчастливилось родиться внутри Садовогокольца. Но если до перестройки сынок министра почти не отличался по сынаслесаря, по крайней мере – внешне, то теперь именно в Центре был жуткийконтраст между роскошью и нищетой.

Как известно, Центр – это по большей мере коммуналки смножеством комнат и гигантскими кухнями. Большую часть «новые русские» ужевыкупили, щедро отдавая взамен одной такой квартиры десяток крохотных наокраине, расселяя все равно недовольных, хоть и согласных центровиков.

В таких квартирах тут же затевался евроукраинский ремонт,т.е., ремонт по европейским стандартам силами арбайтеров с Украины, наимпортных машинах подвозили драгоценный мрамор, мореный дуб, прочие ценности, ивскоре такие квартиры роскошью и богатством затмевали те, в которых живутмультимиллионеры западных стран.

Но в море таких квартир оставались островки, где жильцы толи проявляли непомерные аппетиты, то ли просто не желали покидать именно этуквартиру: воспоминания детства, то да се, а запугать, или перебить уже шансовне оставалось: успели написать заявления во все инстанции, за ними следили: отобщества по уходу за престарелыми до всемогущего мэра, который опомнился и ужене собирался выпускать из рук эти лакомые куски.

Филипп жил как раз в такой квартире: восемь комнат, каждая сзал, кухня – двадцать пять метров, в ванной можно устроить бассейн, черный ходдля прислуги прямо на кухню, две просторные кладовки. Правда, в каждой комнатепо семье, а в двух не по одной, но все-таки почти все желали оставаться вЦентре. Готов был переехать на окраину только один престарелый пенсионер, но ион не доставал соседей, требуя согласиться. Да еще пара семей соглашаласьпокинуть эту квартиру, если им предоставят по трехкомнатной... и обязательнотоже в Центре.

У него комната была самая крохотная: двадцать один метр счем-то, живет один, зато у Дмитрия двухкомнатная, добротная, хотя почти в такомже доме, где коммуналок еще больше. Чем он занимается, не знали даже друзья, ноу него всегда в холодильнике пиво, всегда запас тараньки, обычно одна-две банкис черной икрой, которую покупает на рынке.

Потому именно у него сейчас Филипп и Слава Макарин – этотвообще из коммуналки, что в соседнем доме. Там черные закупили уже весь дом, ихкоммуналка – последняя, и Слава шалел от бессилия что-то изменить.