Констебль с Третьего участка - Сэй Алек Страница 8

Ланиган извлёк из кармана пиджака кусок мела.

Доктор, не удостоив старшего инспектора ответом, стремительно подошёл к лежащей у входа леди, пощупал ей пульс, оттянул веко и нахмурился.

– Констебль, – обратился он ко мне, не обращая внимания на возящихся внутри дома и негромко переговаривающихся инспекторов, – это вы первый прибыли на место трагедии?

– Да, сэр, – со всей возможной учтивостью ответил я.

– Вы проверяли пульс у этих леди, когда явились сюда?

– Только у этой. Осмелюсь сообщить, он тогда был сильнее, чем две минуты назад, когда я проверил его вновь.

– Ничего удивительного в этом не вижу… – пробормотал доктор, поднимаясь с колен. – Мистер Ланиган, поторопитесь. У этих леди сильнейшее отравление неким токсином.

– Отравление? – Чертивший мелом силуэт вокруг тела старший инспектор резко разогнулся. – Будете делать промывание?

– Скорее всего, – кивнул мистер Уоткинс. – Хотя яд мог проникнуть в их организмы и другим путём. Помните то дело, когда опекун травил свою подопечную парами ртути, инспектор?

– Как же, как же. – Старший инспектор с подозрением покосился на жаровню, где всё ещё тлели благовония, и принюхался. – Вы полагаете?..

– Вполне возможно, – ответил доктор. – Потому предлагаю немедленно вынести всех леди из комнаты, да и самим покинуть помещение, дабы избежать возможного отравления.

– Всех нужды нет, – ответил мистер Ланиган. – Бедной матери Лукреции вы ничем уже не поможете: нож прямиком в сердце. Но прочих… Констебль, помогите-ка нам.

Вытянув через дверной проём лежащую у порога леди и оставив её на попечении мистера Уоткинса, я, с трудом протиснувшись в ярко освещённый через окна домик, стараясь притом не дышать, стал подхватывать лежащих на полу дам, переносить их к выходу и передавать с рук на руки инспекторам и дагеротипистам. Те в свою очередь препоручали их подтянувшимся за это время констеблям, и я слышал, как доктор велел немедленно доставить их к нему на дом, на улицу Архитектора Бейкера, дом номер 2216.

Бросил я взгляд и на покойную мать настоятельницу, которую мне велено было не трогать. Как и сказал старший инспектор, она была жестоко зарезана, и кинжал, с каким-то непривычным кругляком на месте перекрестья, так и остался у неё в груди, будучи воткнут в тело почти по самую рукоять.

Лицо несчастной было ужасно. Боль, страх, отчаяние были отражены на нём и застыли теперь навеки посмертной маской. Изумрудно-зелёные глаза этой ещё достаточно молодой женщины были широко распахнуты, рот приоткрыт в беззвучном крике, и тонкая струйка слюны, вытекшая из его уголка, уже подсохшая, оставила потёк на щеке. Некрасивая это штука – смерть, доложу я вам. Особенно когда молодых и красивых леди убивают, это вот мне неприятно вдвойне.

А уж что за изверг на монахиню руку мог поднять, что ж за чёрное у такого душегуба сердце, этого я и вовсе никогда не уразумею.

Выбравшись из домика, я наконец позволил себе вздохнуть полной грудью – очень уж инспектор и доктор меня отравой в воздухе напугали. Сами мистеры Ланиган и Уоткинс разговаривали здесь же. Доктор, как я понимаю, давний знакомый старшего инспектора, торопился вслед эвакуированным нами леди – их унесли на нашедшихся в обители носилках, – но настаивал, чтобы инспекторы навестили его, когда закончат осмотр места преступления. Вот интересно, ему-то с этого что?

– Я знаю, знаю, мистер Уоткинс, о вашем интересе к запутанным и загадочным преступлениям, но пока что ничто ни на какую загадочность не намекает. Мы, заметьте, даже осмотр места происшествия пока не провели, – отнекивался старший инспектор.

– Вы полагаете? – с иронией в голосе откликнулся доктор. – Однако странности в этом деле прямо бросаются в глаза, инспектор.

– И это какие же, позвольте полюбопытствовать? – с ничуть не меньшей иронией отвечал мистер Ланиган.

– Это же очевидно. Из шести обнаруженных леди пять отравлены, однако, судя по их состоянию, смерти им, скорее всего, не желали, а одна убита кинжалом. Следовательно, яд на неё либо не подействовал, что само по себе весьма странно, либо же она и не должна была быть отравлена. Это раз.

– У любого отравителя может произойти накладка, – отмахнулся инспектор. – Вам ли не знать? Вспомните хотя бы того мстителя, Хоупа. Того самого, что умер от аневризмы аорты, не дождавшись суда. Его ошибка стоила мне тогда хорошего пса.

– Допустим, – кивнул доктор. – Допустим, что яд просто не попал в организм матери Лукреции. Это, кстати, отметает версию о ядовитых испарениях или чём-то подобном.

Я мысленно перекрестился и вознёс про себя молитву, чтобы мистер Уоткинс оказался прав. Очень уж, признаться, помирать неохота.

– Не очевидно, но вполне вероятно. Допустим. Но обратите внимание ещё на такую странность: тел вы обнаружили шесть, а чайных приборов в помещении – семь. Это два.

– Так седьмой – это убийца и есть, – отмахнулся Ланиган. – Что же тут непонятного или странного? Сейчас допросим монахинь, узнаем, кто ещё был на это чаепитие приглашён – не может быть, чтобы никто этого не знал, он, или она, проходил сюда, как и прочие, через институт, – и арестуем. В крайнем случае дождёмся выздоровления ваших подопечных, они-то точно знают, кто присутствовал.

– Убийца мог прийти и уйти через калитку в стене, инспектор, – покачал головой мистер Уоткинс. – Тогда его видела лишь та из сестёр, которая была сегодня привратницей. Однако констебль Стойкасл был так любезен, что сообщил мне и об открытой нараспашку калитке, и об исчезновении привратницы. Это три.

– Ну так выходит, у нас будет не только убийца, но и его сообщница, – насмешливо фыркнул старший инспектор.

– В этом случае, – язвительно отозвался доктор, – этой парочке следовало бы разделаться со свидетельницами так же, как они разделались с матерью настоятельницей, чтобы избежать опознания хотя бы одного из них. Однако это сделано не было, из чего я прихожу к выводу, что убийство не планировалось вовсе и что мать Лукрецию неизвестный злоумышленник никак не рассчитывал застать в сознании. Она, если хотите, невольная жертва.

– И что тогда планировалось? – озадаченно спросил Ланиган.

– Ну это же очевидно, инспектор, – покровительственно улыбнулся мистер Уоткинс. – Кража. Осталось лишь выяснить, что пропало. В любом случае мне интересно, что вам удастся узнать после осмотра. Я, как вы верно заметили, интересуюсь странными и запутанными преступлениями, и если оно таковым не является, то мы с вами и мистером О’Ларри просто выпьем по бокалу-другому кларета. А теперь, прошу меня простить, я вынужден поспешить к своим пациенткам.

Доктор подхватил свой саквояж и удалился, а мистер Ланиган, человек, должен заметить, весьма кипучей натуры, немедля обратил своё внимание на дагеротиписта.

– Ну-с, мистер О’Кучкинс, вы уже приступили или нам заката солнца ждать?

– Как только вынесли из помещения всех леди, так и приступил, – мрачно усмехнулся тот в ответ, одной рукой извлекая из кармана жилета хронометр на цепочке, а второй указывая на открытый объектив своего аппарата. Колкость со стороны старшего инспектора этот флегматичный джентльмен привычно пропустил мимо ушей. – Пластину я обработал и вставил в фотокамеру непосредственно перед нашим отбытием из участка, однако с учётом того, что йод на ней за время пути несколько подвыдохся, а освещение в комнате хоть и хорошее, но с прямым солнечным никак не сравнить, фиксироваться картинка должна никак не менее получаса. Иначе я не могу гарантировать, что на снимке можно будет хоть что-то различить. – Дагеротипист открыл крышку на хронометре и глянул на его циферблат. – Осталось ещё двадцать пять минут, господин старший инспектор.