На пороге тьмы - Мария Круз Страница 8

– Погодь, а ночью, когда везде тьма?

– Ночью – тень, – поправил он меня. – Или темнота, если хочешь. И время Тьмы. Тьма приходит через тень.

– А в чем разница?

Он чуть растерялся, затем сказал:

– Если коротко, то тень – это отсутствие света. А Тьма – это противоположность Свету. Свет светит, а Тьма… «темнит», например. Увидишь когда-нибудь, я не умею толком объяснить.

– Ага…– сказал я, кивнув, просто потому что не видел смысла пытать его дальше. – Слушай, а почему нельзя дома пустые взорвать, например?

– Смеешься? – удивился он вопросу.

– А че?

– Как это – че? – засмеялся он. – Если их взрывать, то только так, чтобы даже подвал открытым остался, а это уже никакого тола не напасешься. Если просто дом завалить, то добьешься только того, что в подвале вечная тень заведется. И Тьма придет. А ты хрен чего сделать сможешь, потому как все завалено и это место не просветишь. Сам себе навредишь. Так, разбираем старый жилфонд помаленьку, но это надолго.

Во как… и верно. Ступил я чего-то. Ну мне простительно, я вообще пока не уверен, что все вокруг – реальность. Может быть, меня там током дернуло и я в коме где-нибудь в больнице? Как знать, как знать… Иначе придется смириться с мыслью, что угодил в фильм ужасов. А она сейчас милицию вызывает: куда пропал мужик вместе с сараем… Ой, ой, ой… об этом и подумать-то страшно. Как бы с ней чего не случилось от такого явления.

– Ты чего? – скосил на меня глаза Федор.

– А что?

– Да как-то ты в лице переменился.

– Да прикинул, что там сейчас дома…

– Жена, дети?

– Почти жена. Вторая. Дите взрослое уже и с первой женой живет. В разводе мы.

– Это у тебя. А тут и детных отцов-мамаш хватает – прикинь, каково им было. Но справляются как-то, куды денешься. Вон граница жилого сектора впереди.

Жилой сектор заметно отделялся от нежилого. Хотя бы тем, что включал в себя, как я понимаю, все каменные дома Углегорска, а также тем, что вокруг него была самая настоящая полоса отчуждения. Не поленились, снесли дома до земли метров на сто от серьезного забора из колючей проволоки, напоминающего скорее ограждение перед окопами у Вердена. Не жалели здесь колючки, мотали плотно.

– Откуда столько проволоки? – не выдержав, спросил я.

– Здесь и делают, металлисты. Чуть не основная продукция.

Проволочный забор прерывался настоящей крепостью. Вполне серьезный дот с бойницами для пулеметов на уровне второго этажа, с площадкой для караульных на крыше. По краю прожектора, снизу ворота стальные. Дальше, за ограждением, стоит небольшой танк или бронемашина со спаренными ДШК в башне. Последний довод, наверное.

Грузовик неспешно заехал в отстойник КПП, ворота сзади закрылись, а спереди пока открываться не спешили. Из дота вышел офицер в форме и фуражке, с таким же ППШ на плече, как у Федора. Я обратил внимание на форму – все вроде похоже на нашу старую, но с отличиями. И бриджи не такие широкие, и гимнастерка до самого низу расстегивается, и лейтенантские погоны мягкие, тряпочные, откидные на пуговице, и воротничок отложной, без петлиц. И солдаты не в пилотках, как у нас принято, а в таких, как у Федора, небольших кепочках-фураньках с обшитыми тканью козырьками.

Офицер подтащил от стены небольшой фонарь на витом шнуре, затем махнул нам рукой, скомандовав:

– Из машины. Досмотр.

Судя по спокойной реакции Федора, процедура была рутинной. Да и логичной, если по рассказам судить, так что трепыхаться не стал, а послушно выбрался из машины. Офицер посветил каждому фонариком в глаза, заставив морщиться, затем проверил у Федора документы, а когда обернулся ко мне, шофер сказал:

– А это попаданец очередной. Провалился часа три назад.

– Да? – спокойно, даже не удивившись, переспросил офицер. – Тогда поздравляю с попадаловом. Откуда родом?

– Из Москвы.

– Земляки, – кивнул он. – Хоть и не уверен. Москвы бывают разными, и их бесконечно много. В курсе уже?

– Ага.

– Ну и хорошо. Проходите на блок, отправим вас на распределение.

Я оглянулся на Федора, почувствовав, что словно теряю спасательный круг в этом сюрреалистическом месте, но тот, забираясь в машину, сказал:

– Мальцев моё фамилие называется. Просись в Горсвет – тогда в одну общагу устроят. С тебя поляна в честь заезда – сразу как подъемные получишь.

– Давай езжай, – махнул ему лейтенант.

Федор помахал рукой, тронул с места свой чадящий агрегат и провел его в раздвинувшиеся ворота. А я, сопровождаемый молодым крепким солдатом в накинутой поверх формы плащ-палатке, вошел в низкую дверь в бетонной стене дота, оказавшись в небольшой комнатке. У стены стояла длинная лавка, больше ничего не было. На нее я и сел.

– Сейчас поедем, – пояснил боец, останавливаясь в дверях. – Сержант только машину подгонит.

– А что, далеко отсюда?

– Нет, но чего ноги топтать?

– Тоже верно.

Среднего роста, белобрысый, лет двадцать пять. Форма как и у лейтенанта, вроде все привычно, но тоже с отличиями. Я обратил внимание на его карабин, небрежно висевший на плече стволом вниз. Сначала мне показалось, что это обычный СКС, только с пламегасителем. Затем на минуту почудилось, что это американский карабин М1 военной поры, какой я на картинках видел многократно. А потом, уже всмотревшись внимательно, я понял, что это все же наш СКС, но с отъемным магазином. Да и вообще непривычный какой-то, без откидного штыка. Штык у бойца на ремне в ножнах висел.

– Это что за ствол у тебя, если не секрет? – спросил я, не удержавшись.

– Самозарядный карабин Симонова образца сорок пятого года, калибра шесть с половиной миллиметров, – ответил тот, а затем спросил у меня сам: – У вас такие были?

– Похожие, но не совсем такие, – сказал я, всматриваясь.

Магазин что-то очень прямой, необычно. Да и емкость непонятная у него, если по размеру судить. А СКС у меня самого дома есть, охотничий, так что я в курсе, что к чему.

– Сколько патронов?

– Двадцать. С американского карабина, как говорят, взяли компоновку, – пояснил солдат. – Американские здесь попадаются, они тоже на двадцать. Правда, наш мощнее намного и на холоде надежней.

– А что за патрон шесть с половиной?

– А черт его знает, – пожал плечами боец. – Я не в курсе. Тут шесть с половиной основным калибром – что у карабина, что у пулемета ручного. Шесть и пять на сорок четыре. Да на вот, глянь…

Он вытащил из подсумка один магазин, выщелкнул верхний патрон и кинул его мне.

Ага, гильза чуть менее под конус, чем наша калашовская, и подлиннее. Пуля тоже заметно остроконечней, чем привычная семерка, и потощей будет. Откуда калибр такой? Если бы про нас разговор, то сказал бы, что от японской «арисаки» пошел, только укоротили гильзу… а может, так и было? Как тут история развивалась, черт ее знает. У нас в Первую мировую и «арисаками» пользовались, и под патрон для нее Федоров автомат изобрел. Первый в истории. Почему нет? С него и пошло. Был тут Федоров, кстати, или нет?