Королева вампиров - Андреа Робинсон Страница 8

Гордая своей шуткой, она продолжает улыбаться мне, и я улыбаюсь ей в ответ. Она поймет, о чем я, когда увидит Виолетту, выглядящую так, словно она только что вылезла из чемодана своей прабабушки. К счастью, папа, завладев разговором, до конца ужина рассуждает о банковских делах. Потом я помогаю помыть посуду и поспешно ретируюсь к себе в комнату, пока Кэролайн не загнала меня в угол и не продолжила петь дифирамбы Владу.

Мы живем в отреставрированном доме викторианской эпохи — старом, со скрипящими половицами. Моя комната находится на верхнем этаже — раньше там был чердак, — и я ее обожаю, хотя потолок здесь косой и низкий, а в воздухе немного пахнет нафталином. Когда мне было двенадцать, я выкрасила стены в насыщенный темно-красный цвет. Марси как-то обмолвилась, что теперь комната похожа на бордель, но если и так, то это неработающий бордель: единственный мальчик, когда-либо бывавший в моей комнате, — это Джеймс. (Нам было девять, мы играли в докторов, и я пыталась вырезать ему аппендицит пластиковой вилкой. Он струсил в середине операции.) Больше всего в комнате мне нравятся два окошка, которые выступают наружу, образуя небольшие ниши. В одной я устроила сиденье из подушек, а в другую втиснула письменный стол. Когда я устаю делать уроки, мне нравится уютно устроиться на стуле, поджав ноги, и смотреть на дом напротив.

Однако этим вечером у меня нет времени на безделье. Информация, предоставленная Кэролайн за ужином, позволяет мне сделать хоть что-то к следующему занятию. Я записываю, что мне удалось узнать.

Влад

Любит: дорогие машины, быть в центре внимания, мою сестру.

Не любит: вежливость, меня.

Марисабель

Любит: нет сведений.

Не любит: когда Влад разговаривает с Кэролайн.

Виолетта

Любит: таинственного мальчика, купаться в духах, журналы для тинейджеров.

Не любит: слушать, вести себя разумно.

Невилл

Любит: нет сведений.

Не любит: базовые навыки, ходить на уроки базовых навыков.

И тут я захожу в тупик. Я бессильно отбрасываю карандаш и начинаю глазеть в окно. Сначала я вижу только отражение моей комнаты: свет позади меня, диван и затемненную версию моего разочарованного лица. Но потом за всем этим я замечаю маленький ореол света в окне напротив.

У меня дежа-вю — мгновенное и леденящее чувство. Поскольку наши родители были скупыми и старомодными, вместо рации мы с Джеймсом использовали фонарики. У нас даже была своя азбука Морзе; ни Кэролайн, ни даже нацисты никогда не смогли бы ее расшифровать. Две длинные вспышки и одна короткая означали «мне настолько скучно, что я хочу тебя увидеть», а три коротких — «пожалуйста, занавесь окно, ты извращенец и эксгибиционист». Излишне говорить, что последний сигнал был особенно популярен в шестом классе, на протяжении фазы я-иду-играть-в-баскетбол-с-моими-дурацкими-друзьями.

Я прижимаюсь лицом к стеклу, чтобы лучше рассмотреть соседский дом. Машин там действительно нет, но ведь Марси говорила, что, по ее мнению, кто-то туда въехал, а у нее есть шестое чувство, когда дело касается подобного рода вещей. Мелькает еще одна вспышка света, и я, прижавшись холодеющей щекой к стеклу и задержав дыхание, жду, не повторится ли старый сигнал. Но когда вспышки, прекратившись, больше не повторяются, я понимаю, как глупо надеяться... надеяться на что?

Я не Вероника Марс или Нэнси Дрю [2]. У меня слишком параноидальный характер для того, чтобы проникать в чужие дома и похищать секретные данные. Все старые часы и потайные лестницы мира могут спокойно хранить свои секреты. Однако проверка источника света не требует неординарных умственных усилий. Одного быстрого взгляда внутрь будет достаточно. Я обещаю себе, что потом сразу же вернусь домой, к обломкам моей школьной журналистской карьеры.

Решение принято, и я начинаю составлять план атаки. Проще всего было бы позвонить в дверной звонок, но что я скажу, если кто-то ответит? «Я шпионила за вами из окна моей спальни и решила, что мне нужно представиться, несмотря на то что сейчас ночь и у меня нет пирога». Ну уж нет. Можно заглянуть в окна фасада, но это может привлечь внимание миссис Симс — старой кошатницы, живущей по соседству, у которой есть привычка вызывать полицию, когда она видит незнакомого человека примерно после семи тридцати. А поскольку она наполовину слепа, то почти все люди кажутся ей незнакомыми, когда она видит их с расстояния больше пяти футов. Придется пробираться через задний двор.

На цыпочках спустившись по лестнице, я осторожно миную гостиную, где Кэролайн с родителями смотрят некое подобие «CSI: Место преступления», прохожу через кухню и затем тихо выскальзываю наружу, в теплую летнюю ночь. Большая часть нашего маленького заднего дворика занята чахлыми томатами и огурцами, посаженными Марси. Двор окружен деревянным забором, который старше меня. В какую бы краску он не был покрашен раньше, теперь она уже вся осыпалась, и доски постепенно сереют. Но это прекрасно — если бы кто-то собрался его покрасить, он бы обнаружил, что на месте двух недостающих досок есть тайная тропа, ведущая в соседний двор.

С обеих сторон пролом скрыт разросшимися кустами сирени. Я обнаружила его в десять лет, когда отчаянно пыталась найти потерянную шлепку, которую Джеймс зашвырнул за забор в отместку за то, что я обрызгала его водой, пока Марси не видела. Я сказала, что шланг случайно вырвался у меня из рук; он сказал, что моя шлепка с «Русалочкой» сама случайно залетела в соседний двор; Марси сказала нам обоим успокоиться: она смотрит шоу Опры Уинфри. Одежда Джеймса высохла, а я так никогда и не нашла свою шлепку, даже после нескольких секретных вылазок. Когда я раздвигаю колючие ветки кустарника и ныряю в пролом, какая-то часть меня глупо надеется, что я ее найду.

Двор завален всяким хламом. В дальнем углу прячутся остатки ржавых качелей, а запах мочи, исходящий из рухнувшего сарая, указывает на то, что теперь он стал новым домом для местных бродячих собак. Старая потрескавшаяся ванночка для птиц, поставленная мамой Джеймса, до сих пор здесь, окруженная кольцом умирающей герани. Интересно, к ней и сейчас, как прежде, прилетают исключительно дрозды? Неугомонный риэлтор какое-то время пытался поддерживать здесь порядок, но, судя по состоянию газона, пару месяцев назад он оставил последнюю надежду. Трава выросла настолько, что теперь щекочет мне колени. Если бы я подходила к делу по-настоящему серьезно, и могли бы ползти по-пластунски, скрываясь в высокой траве.

Остановившись на промежуточном варианте, я, полусогнувшись, прокрадываюсь к шаткому крыльцу. На окнах гостиной нет штор, так что я тихонько подхожу и заглядываю внутрь. Отсюда мне виден весь коридор вплоть до входной двери. В дом проникает не так много лунного света, но и этого оказывается достаточно для того, чтобы понять, что кроме пыли и нескольких мотков проводов в гостиной ничего нет.