Исландская карта - Александр Громов Страница 8

Впрочем, часа через два, судя по тому, как передвинулись стрелки на больших напольных часах, он был разбужен. Как оказалось – для допроса.

И допрос сейчас же состоялся, стоило лишь Нилу продрать глаза и облачиться в поношенную гимназическую форму. Выполняя распоряжение барина одеть мальца, ленивый слуга не сильно потрудился, добредя всего-навсего до комиссионной лавочки на углу Яузской и Тетеринского.

Кое-где висело, а кое-где и жало – и все равно новая одежка показалась роскошной. Нил пофыркал только для виду – и мы, мол, не лыком шиты, фасон понимаем. Очень не новыми оказались и ботинки, но для привыкших к лаптям ног так было даже лучше. Обувшись, Нил ощутил, что до кровавых пузырей дело, пожалуй, не дойдет.

– Воруешь недавно, конечно? – строго выспрашивал Еропка. – Оно и видно – навыка нету. Что ж ты не бросил калач, когда за тобой гнались? Авось отстали бы. Растерялся?

Нил помотал головой.

– Не. Очень есть хотел. Вы, дядя Ерофей, не подумайте на меня чего лишнего, я только еду ворую… Вот истинный крест!

– Все равно дурак, – осудил Еропка. – Попадешься – не всякий пожалеет. Родители померли, конечно?

Вздохнувши, Нил ответил кивком.

– От чумы?

– Угу. От язвы. Оба в один день, и тятька, и мамка.

– А ты, значит, бежать? Погоди, как ты карантины-то обошел?

– Так их уж сняли, как я уходил. Ко мне язва не пристала. У нас в Горелово только семь человек померло. Дохтур ажно удивлялся.

– Ну?

– Что? – испугался Нил.

– Дальше рассказывай. Почему не остался дома при хозяйстве?

Нил снова вздохнул.

– Хозяйство дядька отнял. Мамкин брат, значит. А меня из дому выгнал и на дорогу вот столечко не дал.

Еропка крякнул и вполголоса произнес краткое ругательство.

– Ну и куда ж ты ехал?

– К тетке в Житомир. К тятькиной сестре. Она в городе Житомире у господ кухаркой служит.

– Тебе, дурню, в Енисейск надо было ехать, в комиссию по борьбе с этой, как ее… – Еропка наморщил лоб, припоминая нерусское слово. – С эпидемией, во! Получил бы вспомоществование. Хм… если бы тебе поверили, конечно. Пачпорта-то у тебя нету. А что тетка житомирская? Обрадуется она тебе?

– Скажете тоже! Обрадуется! Кому я нужен! – Нил шмыгнул носом.

И сейчас же увидел перед носом кулак.

– На жалость не бей, не люблю. И главное, граф не любит. Что умеешь делать?

– Все умею! – честно округлил глаза Нил. – Вот вам крест святой, дяденька!

– Тьфу ты! – Еропка рассердился. – Ври, да не завирайся! Умеет он все! Граф тебя при себе не оставит, даже не думай. Читать-писать обучен? Счет знаешь?

– Угу.

– Не «угу», а «точно так-с». В ремесленное училище пойдешь? Казенный кошт. Не жирно, но жив будешь.

– А я уж просился в ремесленное, – неожиданно поведал Нил. – При паровозоремонтном заводе, что в Перово. Не взяли меня, да еще надсмеялись. Иди, говорят, дерёвня. Понаехали, мол, тут всякие…

– То ты просился, а то граф попросит. Соображай! А может, и куда получше тебя пристроит, чего не знаю, того не знаю…

От головокружительных перспектив захватило дух. Нил вдруг обнаружил, что сидит, раскрывши рот, и дышать забыл. Поездка к тетке в Житомир, служившая на протяжении последних недель главной целью существования, выглядела уже не столь привлекательной, заслоненная новыми блистательными перспективами. Неужто наконец повезло?..

Но графа Нил трусил и, когда тот вернулся, забился в людскую. Сказать честно, графов до сегодняшнего дня Нил с Енисея не видел ни одного. Равным образом это относилось к баронам, князьям, великим князьям, маркизам, курфюрстам, эмирам, богдыханам и императорам.

Поэтому первых слов, сказанных барином по прибытии, Нил не слышал – зато услыхал громкий горестный вздох Еропки. Вслед за вздохом прозвучал вопрос:

– Да зачем же это, а?

Барин ответил суховато и, главное, гораздо тише. Чтобы его слышать, Нил на цыпочках подкрался к двери.

– Багаж уложи, сказано тебе. Поезд отходит через два часа.

«Вот те на, – подумал Нил. – Какой поезд? Куда?»

Он осторожно нажал на тяжелую дверь, и та слегка приотворилась без скрипа. Образовалась очень удобная щель, к которой тотчас приник любознательный Нилов глаз.

Барин стоял посреди вестибюля, тросточкой постукивая себя по лаковой туфле, и вид имел насмешливый. Еропка же, протестуя всей душой, был многословен, суетился, подсигивал на месте и для пущей убедительности всплескивал руками:

– Воля ваша, барин, а только как бы хуже не вышло. Давеча, как по Маросейке ехали, кот черный дорогу перебежал. Чего, спрашивается, ему, паскуде, на заборе не сиделось? Так ведь нет – прыг и шасть наперерез! Если бы он по своим надобностям куда бежал, так, может, и обошлось бы, а раз нарочно – пиши пропало. Примета верная. Не надо нам никуда ехать, барин.

– Вы так полагаете, сударь? – иронически ответствовал граф.

И слуга поник. А Нил справедливо заподозрил, что подчеркнутая вежливость барина не сулит слуге ничего хорошего, и тот великолепно это знает.

Тут граф, сколь ни узка была дверная щель, заметил Нила и поманил пальцем. Таиться дальше не имело смысла.

Нил вышел.

– Лодырь, – осудил граф Еропку, с отвращением взирая на гимназический наряд второго срока носки.

Нил сжался, как будто сам был виноват. Но граф больше не интересовался его костюмом и перешел непосредственно к персоне:

– Обещал я пристроить тебя в хорошее место и слово сдержу. Однако дела оборачиваются так, что придется тебе немного подождать. Поедешь со мной. Вопросы есть?

У Нила был вопрос, но задал он его не барину, а Еропке, когда барин удалился к себе в кабинет, а слуга вручил Нилу одежную щетку, велев вычистить дорожный сюртук его сиятельства.

– Дядя, а дядя… Едем-то мы куда?

– Куда, куда… – Еропка пребывал в большом неудовольствии. – На кудыкину гору. В Санкт-Петербург, вот куда.

– Эва! А зачем?

– Служба, вот зачем.

– Царева служба? – для чего-то понизив голос, спросил Нил.

– Ну а какая же… Э! Кто ж так чистит! Сюда гляди, вот как надо! Эх ты! Сразу видать, что с Енисея…

Нил старательно работал. После сюртука пришлось вычистить мундир и навести глянец на графскую обувь – две пары.

Только после этого Нил вновь обратился к Еропке, укладывающему в два больших чемодана сорочки, кальсоны, носки, носовые платки, мягкие домашние туфли и многое прочее.

– Дядя, а дядя…

– Чего тебе еще?